Тщедушный человечек с интересом обернулся к дверям, потому что один из милиционеров наступил на осколки стекла и, нагнувшись, рассматривал их, желая понять, что это такое. Потом тщедушный человечек вопросительно взглянул на милиционера, неловко стоявшего посреди комнаты.
— Товарищ Михай, у вас есть о чем доложить?
— Да, есть. Я хотел проверить документы всей компании.
— Сейчас? А давно вы здесь?
— Я пришел недавно. Шел по мостку, и вдруг мне бросилось в глаза, что окно освещено.
— Недавно пришли? И все беседовали до сих пор?
Начальник пристально взглянул в глаза милиционера.
Тот ответил очень нерешительно:
— Я допрашивал их.
Начальнику не понравилась эта нерешительность.
— Я вижу, вино пили.
Это, в сущности, был вопрос, но на него никто не ответил.
Начальник обратился внезапно к Ваи-Верашеку:
— Вы кто такой? Ответила хозяйка дома:
— Антал Ваи-Верашек, художник. Он приехал к нам в гости из Будапешта.
Начальник удивленно взглянул на женщину.
— Я не вас спрашивал.
— Я Ваи-Верашек, — ответил художник охрипшим голосом.
— Вас я знаю, — обратился начальник к жене Духая. — Я интересуюсь теми, кого еще не знаю.
Он указал взглядом на Петура.
— Этот господин несколько под мухой. Должно быть, в вашем салоне насосался. — И он насмешливо оглядел красивую комнату. — Верно говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Он встретил нас несколько ехидно… — И вдруг обратился к милиционеру Михаю: — А вы какого дьявола торчали тут? Что делали?
— Пил с нами, — просто сообщил Петур.
— Я так и подумал. Потому вы и решили, что к вам новые гости пришли. Сколько выпил?
— Один стаканчик. Я сама его угостила, — торопливо сказала хозяйка.
— Оставьте, милостивая государыня, — вскричал вдруг Петур, — не берите на себя защиту! Это не рыцари. «Я сама его угостила». Силой. А он отбрыкивался, никак не хотел? Сознательный пролетарий. Ах он, бедняга!
Начальник холодно посмотрел на Петура, как будто ожидал, когда у того совсем развяжется язык.
Петур опомнился и замолчал.
Начальник сказал вдруг:
— Где-то здесь слышались и выстрелы. С водонапорной башни часовой доложил нам по телефону, что он слышал несколько выстрелов из этого поселка.
Все удивленно уставились на начальника, переглянулись и отрицательно замотали головами.
— Здесь никаких выстрелов не было! — перебил милиционер. Он говорил уже прямо и готов был отделаться и от начальника, и от самого дела, которое тот представлял.
— Вас я не спрашивал, потому что вы идиот. А кроме того, и продажная шкура. Можете идти. Ступайте в участок. Завтра утром явитесь ко мне.
Милиционер Михай, не сказав ни слова и не попрощавшись, удалился.
Квашаи попытался повторить так превосходно удавшийся трюк Духая.
— Какой-то треск слышал и я, и где-то поблизости. Был ли это выстрел, не знаю. Но очень похоже было на выстрел.
Духай подхватил:
— Я не слыхал, а у меня слух, как у зайца.
Начальник презрительно улыбнулся. Он задумался, потом сказал одному из своих товарищей:
— Какого черта могли они здесь делать?.. В цель, что ли, стреляли, по бутылкам?
Он подошел к двери, открыл ее, зажег спичку и стал разглядывать осколки.
— Все равно. Главное, что у кого-то из них есть огнестрельное оружие… Надо всех их обыскать по отдельности…
Петур сунул руку в карман.
— Пожалуйста, вот револьвер. Я не думаю, чтобы у кого-нибудь тут еще был револьвер.
— Вы уже давно должны были сдать оружие. Все сроки прошли. Еще в марте!
— Я был на хуторах и не знал ничего.
Начальник осмотрел револьвер, пальцами повертел барабан.
— Одного патрона недостает. Значит, один выстрел сделан, а остальные, видно, товарищу Шварцу померещились.
— Да, одного патрона недостает. Я выстрелил, я никогда этого не отрицал.
— Я же спрашивал, а вы не ответили. Я спрашивал о выстрелах.
— Меня не спрашивали… Я прострелил бутылку из-под вина.
— Гм. Если не в человека, то хоть в бутылку. Так, что ли?
И, как бы объясняя всем присутствующим, он произнес с поразительным спокойствием:
— Любопытная личность.
Револьвер он сунул в карман и задержал на нем руку.
— Ваша фамилия?
— Иштван Петур.
— Товарищ Шоймар, запишите фамилии и местожительство всех присутствующих. А гражданина Иштвана Петура мы возьмем под стражу и уведем с собой.
— Меня?
На этот вопрос начальник не ответил. Он больше не глядел на Петура, а обратился к Шоймару:
— Надо ему надеть наручники, а то в темноте еще сбежит.
Петур заорал:
— Мне?!
Его удивленный вопрос остался без ответа, и тогда он хрипло, неистово заорал:
— Меня вы не закуете в кандалы… Меня вы…
И вдруг в голове его, точно вспышка молнии, сверкнула какая-то мысль.
— Что ж. Можете забрать меня. Можете и запереть. Хорошо!
Но в душе он не мог и не хотел сдаваться.
— Но… я предупреждаю вас, негодяи… Если ваша жульническая авантюра в один прекрасный день придет к концу и ваше калифство на час окончится, тогда молитесь богу, чтобы он смилостивился над вами.
Начальник повторил:
— Надо на него наручники надеть.
— На меня? Ах ты негодяй, красная крыса, ты…
Он подскочил к начальнику вплотную. Глаза его выпучились, все лицо залилось краской, и внезапным движением он ударил начальника под подбородок. Тот отшатнулся, но уже в следующее мгновение Петур лежал распростертый на полу. Начальник с молниеносной быстротой выхватил из кармана револьвер и ударил Петура рукояткой в висок.
— Боже мой! — взвизгнула г-жа Духай.
Милиционеры, схватившие свои винтовки, стояли молча. А вся компания испуганно вскочила. Только Ваи-Верашек застыл в своем кресле. Начальник поправил съехавшее с носа пенсне.
— Товарищ Каня, сбегайте, найдите транспорт. Все равно какой, что попадется. Если этот тип не придет в себя, то вы и Шоймар отвезете его. Наденьте ему на всякий случай наручники. А то он дорогой может прийти в сознание и попытаться удрать.
Хозяйка, сдерживая рыдания, встала на колени перед лежащим в обмороке Петуром и положила руку ему на голову. Рядом с нею опустился на колени главный врач и торопливо расстегнул Петуру воротник рубашки. Он повернул его на спину и тихо сказал г-же Духай:
— Ничего страшного. Сейчас он придет в себя… Дайте воды и полотенце.
В это же мгновение глаза Петура раскрылись, и он блуждающим взором обвел потолок.
Ваи-Верашек все еще не мог двинуться, сердце его бешено колотилось, ему казалось, что он сейчас лишится чувств. Потрясенный, отгороженный стеной смертельного страха, он взглянул на себя словно из бесконечной дали: так вот во что превратилась его торжествующая радость.
Начальник шагал взад и вперед, потом остановился напротив Шоймара.
— У дверей камеры поставьте часового! И надо дать строгое распоряжение следователю, чтобы он самым тщательным образом выяснил его настоящее и его прошлое. С кем он связан и с кем встречается. На квартире его произвести обыск. Все бумаги и письма забрать. Соседей и родственников допросить… Чрезвычайно опасный тип. Достаточно на него взглянуть, и сразу видно, что этот человек совершил за свою жизнь немало преступлений… Не думаю, чтобы я ошибся, — глаз у меня наметанный.
Когда начальник замолчал и равнодушно посмотрел на присутствующих, к нему подкрался Духай.
— Товарищ начальник… Господи… что же с нами будет?
Начальник удивленно развел руками.
— А что же может быть с вами?
— Но ведь мы ничего не сделали, ровно ничего. Мы ни в чем не повинны и вдруг оказались замешаны в какое-то дело… Мы же ничего…
Начальник, размышляя, ответил:
— Как ничего? Самое меньшее — нарушили запрещение. Устроили пьянку.
— Но ведь за это нас не покарают?
— Это уж к нам не относится. Наше дело доложить…
— Но все-таки как вы думаете, товарищ начальник?
Начальник пренебрежительно оглядел Духая.
— Случай не так прост. Тут был выстрел. Следовательно, огнестрельное оружие вы утаили все совместно. Вы хотели, мягко выражаясь, ввести нас в заблуждение.
У Духая потемнело в глазах. Какой ужас! Все это ему даже в голову не приходило. Его могут посадить в тюрьму. Всему конец. С ума сойти! Нет, это невозможно перенести!
— Но почему вы так перепугались? Не думаете же вы, что вам отрубят голову?
— Ужасно! — пробормотал Духай в отчаянии.
— Ну вот видите, вы тоже настоящий контрреволюционер.
— О, почему вы так говорите, товарищ начальник?
— А потому, что вы очень боитесь нас.
И начальник холодно и насмешливо улыбнулся.
1932
Перевод А. Кун.
Египетский писец