- Но ведь со дня ее смерти прошло почти два месяца? - удивился я.
- Если внутри нее живет вампир, то не важно, сколько времени прошло - два месяца или два года. Поэтому помните, все, что нам надлежит сделать, будет сделано не с ней, которая при естественном ходе вещей сейчас взошла бы травой над своей могилою, но над духом, творящим ужасные злодеяния, который дает призрачную жизнь ее телу.
- Что я должен буду делать? - спросил я.
- Я вам расскажу. Нам с вами известно, что в этот самый момент вампир, облаченный в подобие смертного тела, вышел... гм-м-м... питаться. Но ему необходимо вернуться до рассвета и войти в тело, лежащее в могиле. Мы должны дождаться этого момента, и выкопать тело. Если я прав, то вы увидите ее такой, какой она была при жизни, полной энергии, каковую дала ей ее ужасная пища. А потом, при приближении рассвета, когда вампир будет не в состоянии покинуть ее тело, я пробью ее сердце вот этим, - он показал мне кол, - тогда и она, обретающая способность двигаться благодаря дьявольскому созданию, и само это создание будут мертвы. Затем мы снова похороним ее, уже свободную.
Мы пришли на кладбище; при ярком лунном свете найти ее могилу не составило труда. Она находилась в двадцати ярдах от маленькой часовни, на крыльце которого, погруженного в тень, мы и присели. Отсюда могила была видна совершенно отчетливо; мы сидели и ждали возвращения адского создания. Ночь стояла теплая и безветренная, но даже если бы вокруг бушевала ледяная буря, не думаю, чтобы я ощутил хоть что-нибудь, в ожидании того, что принесет нам окончание ночи и рассвет. Часы на башне били каждые полчаса, и я удивлялся, с какой скоростью бежит время.
Луна давно скрылась, но звезды все еще сияли в сумеречном небе, когда на башне пробило пять часов. Прошло несколько минут, и я почувствовал, Аркомб ощутимо подталкивает меня, и, проследив, куда направлен его указательный палец, я заметил силуэт женщины, хорошо сложенной, приближавшийся с правой стороны. Бесшумно, словно бы скользя по воздуху, а не перемещаясь по земле, она проследовала через кладбище к могиле, служившей объектом нашего наблюдения. Несколько раз обогнув ее, словно бы убеждаясь в том, что никого кроме нее нет, она на мгновение застыла неподвижно. В сумерках, к которым мои глаза уже привыкли, я с легкостью мог различить черты ее лица и узнать знакомое выражение.
Она провела рукой по губам, словно бы вытирая их, и рассмеялась, рассмеялась так, что у меня волосы встали дыбом. Затем ступила на могильный холм, поднялся руки над головой и медленно, дюйм за дюймом, скрылась в земле. Рука Аркомба, сжимавшая мою, в знак того чтобы я молчал и не двигался, разжалась.
- Пора, - прошептал он.
Держа в руках кирку, лопату и веревку, мы приблизились к могиле. Земля оказалось легкой, перемешанной с песком, и вскоре наша лопата стукнулась о крышку гроба. Аркомб киркой разрыхлил землю вокруг него, и, пропустив веревку через ручки, мы попытались поднять его.
Это была долгая и трудная работа, на востоке уже забрезжил рассвет, когда мы наконец извлекли его и поставили в стороне от ямы. Аркомб отверткой освободил крепления крышки, сдвинул ее в сторону, и мы увидели лицо миссис Эмворс. Глаза, прежде закрытые смертью, теперь были открыты, щеки пылали румянцем, полные алые губы растянуты в улыбке.
- Один удар, и все будет кончено, - сказал он. - Вам не нужно это видеть.
Произнося это, он взял кол и приложил его к левой части ее груди, примериваясь. И хотя я знал, что сейчас произойдет, тем не менее, не смог отвести взгляда.
Он ухватил кол обеими руками, поднял его на дюйм или два от тела, а затем изо всех сил опустил его. Фонтан крови, не смотря на то, что она была мертва уже длительное время, поднялся высоко в воздух и с тяжелым всплеском рухнул на саван. Одновременно губы ее раскрылись, раздался страшный долгий крик, чем-то напоминающий вой сирены, и все снова стало тихо. В одно мгновение, подобное вспышке молнии, лицо ее изменилось: цвет его стал пепельно-серым, щеки провалились, рот приоткрылся.
- Слава Богу, все кончено, - произнес он, и мы, не теряя ни минуты, принялись уничтожать следы происшедшего.
Рассвет становился все заметнее, а мы, работая, словно одержимые, вновь опустили гроб туда, где ему надлежало быть, и вновь засыпали землей... Обратно в Максли мы возвращались, приветствуемые веселым щебетом ранних птиц.
У КАМИНА
Снег начался с рассветом, и шел весь день, пока неясная зыбкая белая пелена снаружи не возвестила о наступлении вечера. Но, как это обычно бывало в очаровательном своим гостеприимством доме Эверарда Чандлера, где я частенько проводил Рождество, и где встречал его теперь, в развлечениях недостатка не ощущалось, и время пролетало с удивительной быстротой. Короткий турнир по бильярду от завтрака до обеда, с бадминтоном и утренними газетами для тех, кто ожидал своей очереди, а затем, до чая, игра в прятки по всему дому, за исключением бильярдной, где уединились те, кто желал покоя. Впрочем, таких нашлось мало; очарование Рождества, как мне кажется, подобно некоему заклинанию, вновь превратило нас в детей, которые, с внутренним трепетом и затаенным страхом пробирались вверх и вниз по проходам, где из каждого скрытого темнотой места вдруг могло показаться какое-нибудь ужасное существо. А затем, уставшие, но переполненные эмоциями, мы вновь собрались за чаем в зале, где языки пламени в ярко пылавшем очаге, полном угля и поленьев, отбрасывали пляшущие тени на темных панелях. Как и следовало ожидать, настало время историй о привидениях, электрический свет был потушен, и слушатели могли предоставить волю своим фантазиям, что скрывается в темных углах, и мы принялись пугать друг друга историями, насыщенными кровью, костями, скелетами, доспехами и воплями. Я только что закончил свое повествование и с самодовольством полагал, что никому не удастся превзойти моей истории, когда начал свой рассказ Эверард, до которого дошла очередь пугать гостей. Он расположился напротив меня, так что был хорошо виден в отблеске огня, и выглядел, по причине болезни, угнетавшей его в течение всей осени, довольно бледным и исхудавшим. И хотя в течение дневных поисков по разным темным местам он был самым смелым и лучшим из нас, взгляд, брошенный мной на его лицо, заставил меня вздрогнуть.
- Ничего не имею против вещей подобного рода, - сказал он. - Все, приписываемое призракам, довольно банально, и когда я слышу о воплях и скелетах, то это настолько мне знакомо, что я, в крайнем случае, чтобы избавиться от страха могу сунуть голову под одеяло.
- Но в моей истории скелет как раз и сдернул одеяло, - возразил я.
- Пусть так. Я даже не возражал бы, чтобы сейчас, в этой комнате, вдруг разом оказались семь или восемь скелетов, окровавленных, со свисающими лохмотьями кожи, и прочими ужасами. Я хочу сказать, что кошмары моего детства были действительно пугающи, поскольку не имели определенной формы. Я испытывал ужас, потому что не знал, чего именно я боюсь. Если бы сейчас можно было восстановить это...
Миссис Чандлер быстро поднялась со своего кресла.
- Ах, Эверард, - сказала она, - уверена, ты не хочешь повторения. Думаю, одного раза было вполне достаточно.
Это было очаровательно. Гости немедленно, хором, принялись убеждать хозяина поведать его историю: подлинная история о настоящем призраке, из первых рук, разве можно было упустить такой случай?