Эверард улыбнулся.
- Нет, дорогая, я вовсе не хочу, чтобы это случилось снова, - сказал он жене.
И затем обратился к нам.
- На самом деле... этот ночной кошмар, который я имею в виду, есть нечто расплывчатое, не поддающееся точному описанию. Это вообще не понятно что. Вы можете сказать, что не было ничего, что могло бы меня напугать. Но я был напуган до потери сознания, а ведь я только... только видел нечто и не поклянусь, что это нечто было чем-то знакомым, и слышал нечто, что, может быть, было звуком от падения камня...
- В таком случае, расскажите нам про падающий камень, - сказал я.
Около огня возникло движение, но это не было движение в физическом понимании. Это было как если бы, - конечно, если это почувствовали все, а не только я, - как если бы то детское веселье дневных часов, когда мы все дурачились, вдруг улетучилось; мы шутили с определенными вещами, мы играли в прятки со всей детской искренностью, скрытой в нас. А теперь - так, по крайней мере, казалось мне, - игра вдруг стала реальностью, настоящий ужас притаился в темных углах, или, если и не настоящий ужас, то собиравшийся стать осязаемым и вырваться на свободу, наброситься на нас. И восклицание миссис Чандлер, когда она снова садилась в кресло: "О, Эверард, неужели тебе этого хочется?", относилось к нему в той же мере, в какой и к нам. Зала все еще была скрыта таинственной темнотой, несколько нарушаемой лишь яркими вспышками огня, по-прежнему оставлявшей простор воображению, заставлявшему предполагать злобных созданий в темных углах. Эверард, почти целиком погрузившийся в свое кресло, прежде освещенный, по мере прогорания дров в очаге почти совсем оказался скрытым полумраком. Но голос, каким он говорил с нами, был все таким же спокойным и хорошо различимым.
- В прошлом году, - начал он, - под Рождество, двадцать четвертого декабря, мы с Эмми, как обычно, были здесь. Некоторые из здесь присутствующих тоже были тогда здесь. По крайней мере, трое или четверо.
Я был одним из них, но поскольку другие молчали и никто не требовал от нас подтверждения, я также промолчал. И он продолжил свой рассказ.
- Те из вас, кто тогда был здесь, - сказал он, - наверное, помнят, какими теплыми были эти дни в прошлом году. Как мы играли в крикет на лужайке. И хотя для крикета было несколько холодновато, мы все-таки сделали это, чтобы потом иметь возможность сказать, что мы играли в крикет под Рождество и свидетельские показания тому.
Он окинул взглядом слушателей.
- Мы наполовину сократили игру, - рассказывал он, - подобно тому, как сегодня в бильярд, и на улице тогда было тепло почти так же, как сегодня в бильярдной этим утром после завтрака, однако сегодня, - я не буду этому удивлен, - за окном сугробы в три фута. А снег все еще идет, послушайте.
Внезапный легкий порыв ветра увлек пламя очага в дымоход.
Ветер играл снегом за окном, и когда он сказал: "Слушайте", мы услышали мягкий шелест падающих хлопьев, подобный тому, как если бы сотни и сотни маленьких человечков, стараясь ступать неслышно, спешили к им одному известному месту встречи. Эти сотни собирались за окном, и единственно стекло удерживало их. Из восьми расположившихся у огня скелетов четыре или пять обернулись, и взглянули на окно. Небольшое стеклянное окно, со свинцовыми решетками. На решетке скопился снег, закрыв все остальное.
- Да, последний сочельник был теплым и солнечным, - продолжал Эверард. - Не подмораживало, как осенью, и даже цвел какой-то отчаянный георгин. Мне казалось, что он, должно быть, сошел с ума.
На мгновение он остановился.
- И мне думается, был ли вполне в здравом рассудке я сам, - добавил он.
Никто его не прерывал; полагаю, во всем, что он говорил, был тайный смысл, - и когда говорил об игре в прятки, и когда говорил о падающем снеге.
Я услышал, как миссис Чандлер пошевелилась в своем кресле. Веселой компании, находившейся в комнате всего лишь пять минут назад, более не существовало. Вместо того, чтобы посмеяться над собой за глупую игру, мы вдруг стали воспринимать ее слишком всерьез.
- Как бы там ни было, - сказал он мне, - я сидел на свежем воздухе, пока вы и моя жена играли в крокет. Внезапно мне показалось, что погода не такая теплая, поскольку вздрогнул от внезапного холодного дуновения. Я огляделся, но не увидел ни вас, ни моей жены. Во всяком случае, ничего, что напоминало бы вас... определенно, нет.
Теперь рассказчик полностью овладел вниманием своих слушателей, подобно тому, как рыбак ловит свою рыбу, а охотник загоняет свою дичь. Теперь мы были подобны рыбе на крючке, оленю в западне, и не могли уйти, пока он не закончит своего рассказа.
- Всем вам известна лужайка для крокета, - продолжил он, - окруженная цветником и кирпичной стеной позади него, в которой имеются одни единственные ворота.
- Я взглянул вверх и увидел, что лужайка, - какое-то короткое мгновение это все еще была лужайка, - сжимается, сжимаются и стены вокруг нее, при этом становясь все выше и выше; одновременно свет начал меркнуть и исчезать с неба, пока не стало совсем темно, и в этой темноте тускло просвечивали ворота.
В тот день, как я уже говорил, я заметил одинокий цветущий георгин, и в этой ужасной темноте, в каком-то странном оцепенении, помню, я искал его глазами, в отчаянии, пытаясь обрести хоть какой-то знакомый предмет. Но это больше не было георгином, я видел вместо красных лепестков нечто, напоминающее языки пламени. Еще мгновение - и галлюцинации прекратились. Я больше не сидел около лужайки, наблюдая за игрой в крокет, а очутился в комнате с низким потолком, похожей на загон для скота, только круглой. Почти касаясь моей головы, от стены до стены протянулись стропила. Было темно, немного света проникало сквозь дверь напротив меня, которая, казалось, вела в проход, выводивший из комнаты куда-то вовне. Свежий воздух в это ужасное логово почти не поступал; атмосфера была давящей, а зловоние свидетельствовало о том, что помещение, скорее его можно было бы назвать зверинцем, в течение многих лет служило приютом людям, и все это время ни разу не очищалось и не проветривалось. Тем не менее, это место оказывало угнетающее воздействие не столько на тело, сколько на дух. В нем чувствовались мерзость и преступление, тех, кто здесь жил, не зависимо от того, кем бы они ни были, и мне казалось, что обитавшие здесь мужчины и женщины подобны более скотам, нежели людям. И еще: в ту минуту мне казалось, что я потерял представление о времени, что я взят из сегодняшнего дня и низвергнут в невообразимо древние времена.
Он на мгновение остановился; огонь в камине вновь взметнулся к дымоходу и вновь опал. Но в этот короткий миг я увидел лица, обращенные к Эверарду, и почти на всех ожидание продолжения, смешанное со страхом. Признаюсь, я испытывал те же самые чувства, и точно так же с затаенным страхом ожидал продолжения.
- Я уже говорил вам, - продолжал он, - что в том месте, где цвел не по сезону георгин, сейчас горел тусклый свет, привлекая мой взгляд. Неясные фигуры виднелись вокруг него, и я поначалу никак не мог разглядеть, что они из себя представляют. Однако, когда мои глаза привыкли к сумеркам, а может быть, огонь стал ярче, я понял, что они похожи на людей, только очень маленьких, и когда один из них поднялся, вереща что-то непонятное, на ноги, низкая крыша находилась в нескольких дюймах от его головы. Одет он был в нечто, напоминающее рубашку, доходившую ему до колен, а его голые руки были покрыты шерстью.
Они неумолчно верещали и бурно жестикулировали, и я понял, что речь идет обо мне, ибо они время от времени указывали в мою сторону. Ужас охватил меня, когда я вдруг понял, что лишился сил, что не могу пошевелить ни рукой, ни ногой; страх овладел мной, сделав беспомощным и обессилевшим. Я не мог ни пошевелить хотя бы пальцем, ни повернуть голову. И что еще более усугубило мой страх, - я попытался закричать, но не мог издать ни единого звука.
Я, по всей видимости, заснул незаметно для самого себя, ибо все разом, вдруг, прекратилось, и я снова оказался около газона, на котором моя жена замахивалась для удара. Но мое лицо было мокро от пота, я весь дрожал.