- Ну и устроил он нам, - сказал он, - кто бы он ни был, и кого бы он ни искал. Кстати, ни слова Маргарет, пожалуйста. Ей ничего не надо знать, ни о том, что кто-то вошел в дом, ни о его хождении по дому... ничего подобного. Во всяком случае, ни о каких садовниках, расхаживающих по дому в эту пору. Если и были слышны какие-то шаги, то причина тому - мы с вами.
Маргарет договорилась провести вечер со своими друзьями, вследствие чего мы с Хью, после игры, подкрепили силы в клубе, после чего, уже в сумерках, я в третий раз возвращался домой мимо коттеджа. Но только в этот раз у меня не появилось чувства, что он обитаем; наоборот, он выглядел унылым и заброшенным, подобно большинству нежилых домов, и ни единого проблеска света не виднелось в его окнах.
Хью, которому я поведал о своих новых впечатлениях, воспринял их довольно легкомысленно, и как новый повод для шуток, помимо ночных похождений, пока мы не подошли к дверям нашего дома.
- Небольшое психическое расстройство, старина, - сказал он. - Нечто вроде насморка. Ого, дверь заперта.
Он позвонил, затем постучал; через некоторое время изнутри донеся звук поворачиваемого ключа и отодвигаемого засова.
- Почему заперта дверь? - спросил он открывшего нам слугу.
Тот переминался с ноги на ногу.
- С полчаса назад раздался звонок, сэр, - наконец отвечал он, - я подошел и открыл дверь. На пороге стоял человек...
- И что? - спросил Хью.
- Мне не понравилось, как он выглядит, сэр, - ответил слуга. - И я спросил, что у него за дело. Он ничего не ответил, а потом довольно быстро исчез, потому что я даже не заметил, как.
- И куда же он направился? - спросил Хью, бросив на меня взгляд.
- Не могу сказать со всей определенностью, сэр. Он исчез как-то внезапно: вот только что стоял передо мной, а потом вдруг исчез.
- Хорошо, - довольно резко сказал Хью.
Маргарет еще не вернулась, но когда вскоре послышался хруст гравия под колесами ее автомобиля, Хью напомнил о своей просьбе ничего не говорить ей, включая то, что мы недавно услышали от слуги. Она вошла с румянцем волнения на лице.
- Никогда больше не смейте смеяться над моими дощечками, - сказала она. - Я услышала совершенно фантастическую историю от Мод Эшфилд - ужасную, но страшно интересную.
- И что же именно она рассказала? - спросил Хью.
- Здесь действительно был садовник, - ответила она. - Он жил в этом маленьком коттедже около пешеходного мостика, и когда семья находилась в Лондоне, он и его жена жили здесь и присматривали за домом.
Мы с Хью взглянули друг на друга; затем он отвернулся.
Я уверен, что мы подумали об одном и том же.
- Его жена была значительно моложе его, - продолжала Маргарет, - и постепенно он стал ужасно ревновать ее. И вот, в один прекрасный день, в порыве страсти он задушил ее своими собственными руками. Те, кто через некоторое время пришли в коттедж, нашли его рыдающим над ее телом и пытающимся вернуть ее к жизни. Они отправились за полицией, но когда вернулись, обнаружили, что он перерезал себе горло. Разве это не ужасно? При всем том довольно любопытно, что на дощечках появилось слово "садовник". "Я садовник. Я хочу придти. Я не могу найти ее здесь". Вы же видите, я ничего о ней не знала. Сегодня же вечером я предприму еще одну попытку. Господи, через полчаса нужно отправить почту, и мне нужно подготовить несколько писем. На будущее, Хьюго, относись к моей планшетке с уважением.
Как только она вышла, мы обсудили создавшуюся ситуацию; но Хью, до конца не убежденный и все еще не желающий признавать, что нечто большее, чем простое совпадение, скрывается за "ерундой с дощечками", по-прежнему настаивал, чтобы Маргарет ничего не узнала о том, что мы видели и слышали в доме прошлой ночью, ни о странном посетителе, который, как мы заключили, снова нанес нам визит сегодняшним вечером.
- Она будет напугана, - сказал он, - и ей начнет мерещиться. Что касается планшетки, то она как обычно будет выводить каракули и закорючки. Что это? Да-да, войдите!
Послышался резкий отрывистый стук. Мне не показалось, что он исходил со стороны двери, но Хью, не получив ответа на свое приглашение, вскочил и распахнул ее. Сделав несколько шагов в холл, он вернулся.
- Вы ничего не слышали? - спросил он.
- Слышал. Никого нет?
- Ни одной души.
Хью вернулся к камину и раздраженно бросил в него только что зажженную им о каминную решетку сигарету.
- Довольно противное ощущение, - заметил он. - И если вы спросите меня, ощущаю ли я себя комфортно, то я отвечу, что никогда в жизни не чувствовал себя менее комфортно. И, если хотите знать, думаю, что вы тоже.
У меня не было ни малейшей причины это отрицать, и он продолжал.
- Мы должны сохранять самообладание, - сказал он. - Нет ничего более заразительного, чем страх, и Маргарет не должна почувствовать ничего подобного, исходящего от нас. Вместе с тем, есть нечто большее, чем наши опасения, как вы понимаете. Что-то проникло в наш дом, причем помимо нашей воли. Никогда прежде я не верил ни во что подобное. Посмотрим правде в глаза. Как вы думаете, что это?
- Если вы хотите знать мое мнение, - отвечал я, - то мне кажется, это дух человека, который задушил свою жену, а затем перерезал себе горло. Но я не понимаю, чем он может навредить нам. Нам и в самом деле стоит больше всего опасаться собственного страха.
- Мы находимся в затруднительном положении, - констатировал Хью. - Что он собирается предпринять? Господи, если бы я только знал, что он собирается делать! Но, увы, я этого не знаю. Хорошо, пора одеваться к ужину.
Весь вечер Маргарет испытывала необычайный подъем духа. Ничего не зная о происшествиях, случившихся за последние двадцать четыре часа, она полагала захватывающе интересным то, что ее планшетка "догадалась" (это ее собственное слово) о садовнике, а также своим успехам в покере, как известно, требующим молчания, за который мы сели сразу после ужина. Естественно, она не догадывалась, что мы старались со своей стороны сделать все, чтобы удержать ее подальше от планшетки. И все-таки, заметив, что вечер стремительно надвигается, она отложила карты.
- А теперь на полчаса устроим сеанс, - заявила она.
- А может быть, сыграем еще партию? - осведомился Хью. - Мне никогда не было так интересно. Планшетка может подождать.
- Дорогой, если садовник снова захочет с нами пообщаться, я уверена, скучать не придется, - отвечала она.
- Но ведь это же совершенная чушь, - сказал Хью.
- Ты грубиян! Я вижу тебя насквозь.
Маргарет уже достала планшетку и лист бумаги, когда Хью встал.
- Пожалуйста, не надо этого делать, Маргарет, - сказал он.
- Но почему? Если не хочешь, то можешь не присутствовать.
- Тем не менее, я очень прошу тебя этого не делать, - настаивал он.
Маргарет внимательно посмотрела на него.
- Хьюго, ты что-то знаешь, - сказала она. - И не хочешь мне об этом сказать. Мне кажется, ты нервничаешь. Ты полагаешь, здесь творится нечто странное. Что именно?
Я видел, что Хью колеблется, сказать ей или нет, а затем понял, что он сделал ставку на бессмысленные каракули.
- Пусть будет по-твоему, начинай, - сказал он.
Маргарет колебалась; она явно не хотела досаждать Хью, но его настойчивость, по всей видимости, казалась ей глупой.
- Хорошо, всего десять минут, - сказала она, - и я обещаю больше не думать ни о каком садовнике.
Но стоило ей положить руку на планшетку, как голова ее упала на грудь, и планшетка начала двигаться. Я присел рядом с ней, и смотрел, как на бумаге появляются ровные строки.
"Я пришел, - читалось совершенно отчетливо, - и все же не могу найти ее здесь. Вы ее спрятали? Сейчас я обыщу комнату, в которой вы находитесь".
Что там еще было написано, но было скрыто дощечкой, я не узнал, так как в этот самый момент по комнате пронеслось дуновение ледяного ветра, а в дверь, - на этот раз никакой ошибки быть не могло, - постучали, громко, требовательно. Хью вскочил.