Он резко поднялся.
- У нас есть возможность это проверить, - сказал он. - Он назвал мне улицу и номер дома. А, вот и телефонная книга! Будет ли простым совпадением, если я обнаружу, что в доме N 20 по Чейзмор стрит, Южный Кенсингтон, проживает леди Пэйл?
Он принялся листать страницы внушительного справочника.
- Да, это так, - сказал он.
ИСПОВЕДЬ ЧАРЛЬЗА ЛИНКВОРТА
Один или два раза в течение недели доктору Тисдейлу довелось посетить приговоренного к смертной казни, и он нашел его, как это часто бывает, когда исчезает последняя надежда на помилование, спокойным и полностью смирившимся с ожидавшей его участью, а не мучимым каждым часом, все ближе и ближе приближающим неизбежное. Он испытал ужас, когда ему сообщили, что его просьба о помиловании отклонена. Но за те дни, когда надежда еще не совсем угасла в нем, несчастный до дна испил чашу мучений. За всю свою практику доктору не доводилось видеть человека, столь страстно желавшего жить, никто не был привязан к этому материальному миру чисто животной жаждой существования. Но когда ему принесли известие, что надежды не осталось, его душа освободилась из тисков напряженного ожидания, и он впал в безразличие, покорившись неизбежному. Тем не менее, происшедшая в нем перемена показалась врачу необычной; он полагал, что безразличие и бесчувственность исключительно внешние, и что внутренне он как никогда сильно привязан к материальному миру. Он потерял сознание, когда ему сообщили в отказе о помиловании, и был вызван доктор Тисдейл, чтобы его осмотреть. Но случившийся припадок был кратковременным, и, придя в себя, он полностью сознавал, что случилось.
Убийство, совершенное им, было ужасно, и, согласно единодушному общественному мнению, преступник не заслуживал снисхождения. Чарльз Линкворт, ожидавший исполнения смертного приговора, был владельцем небольшого магазина канцелярских товаров в Шеффилде, и проживал там с женой и матерью. Последняя и оказалась жертвой жестокого преступления; мотивом его послужили пятьсот фунтов, являвшиеся ее собственностью. Линкворт, как выяснилось на суде, в то время оказался должен сто фунтов, и, когда жена отлучилась в гости к родственникам, задушил свою мать, а ночью закопал тело в небольшом садике около своего дома. После возвращения жены он поведал ей совершенно правдоподобную историю, объяснявшую исчезновение миссис Линкворт. Между ним и его матерью чуть ли не ежедневно за последние год-два случались ссоры и стычки, и она не раз угрожала тем, что прекратит давать ему восемь шиллингов, - ее вклад в расходы на домашнее хозяйство, - а на свои деньги купит себе место в доме престарелых. Случилось так, что во время отсутствия молодой миссис Линкворт, между матерью и сыном вновь произошла бурная ссора, имевшая причиной какую-то мелочь по ведению домашних дел, в результате которой она и в самом деле обратилась в банк, сняла все деньги и намеревалась на следующий же день покинуть Шеффилд и отправиться в Лондон, к своим друзьям. В тот же вечер она сообщила ему об этом, а ночью он ее убил.
Следующий предпринятый им шаг был здравым и логичным. Он упаковал вещи матери, отвез их на вокзал, проследил, чтобы их отправили в город пассажирским поездом, а вечером, пригласив на ужин нескольких друзей, сообщил им об отъезде матери. Он ничуть не сожалел об ее отъезде (что было также логично, поскольку друзья были осведомлены об их непростых отношениях), сказав, что они никогда особо не ладили друг с другом, и что таковой ее поступок несомненно приведет к созданию в доме атмосферы мира и спокойствия. Ту же историю он рассказал жене по ее возвращении, нисколько не отклонившись в деталях, прибавив только, что ссора вышла крупной, и мать даже не сочла нужным оставить ему свой адрес. Это опять-таки было здраво: таким образом исключались попытки жены написать матери письмо. Она полностью поверила этой истории: учитывая все обстоятельства, в самом деле, в ней не было ничего странного или подозрительного.
В течение некоторого времени он вел себя хитро и осмотрительно, которыми в определенной степени обладают большинство преступников, и преступление, как правило, обнаруживается тогда, когда они меняют линию поведения, будучи уверены в своей безнаказанности. Так, например, он не бросился сразу же выплачивать свои долги, но взял в дом постояльца, молодого человека, которого поселил в комнате матери, уволил помощника в магазине и все дела вел сам. Это создавало впечатление вводимой им экономии; кроме того, он направо и налево говорил о некотором улучшении торговли, и до конца месяца он не использовал ни одной из банкнот, найденных им в запертом ящике стола в комнате матери. Только по истечении этого срока он разменял две банкноты по пятьдесят фунтов и расплатился с кредиторами.
С этого момента хитрость и осмотрительность изменили ему. Он открыл депозит в местном банке и сразу же внес четыре банкноты по пятьдесят фунтов, вместо того, чтобы терпеливо пополнять его фунт за фунтом, а кроме того, начал беспокоиться по поводу закопанного им в садике достаточно глубоко. Думая еще более обезопасить себя в этом отношении, он заказал телегу шлака и камней и, с помощью своего постояльца, работая по вечерам, возвел над этим местом искусственную горку. А затем возникло обстоятельство, приведшее к краху. В отделении станции Кингс-Кросс, где хранился утерянный багаж, случился пожар (он собирался получить там отправленное прежде имущество матери), и один из двух ящиков частично сгорел. Имя его матери на белье и письмо с его адресом в Шеффилде привели к тому, что компания, которая обязана была возместить ущерб, направила письмо, в котором сообщала, что готова этот ущерб возместить в соответствии с понесенными убытками. Письмо было адресовано миссис Линкворт, поэтому случилось так, что его получила и прочитала жена Чарльза Линкворта.
Безобидный, на первый взгляд, документ, мог послужить основанием для смертного приговора. Ибо он не мог дать сколько-нибудь вразумительного объяснения по поводу того, почему багаж матери все еще находится на станции Кингс-Кросс, и ограничивался предположениями, что с ней что-то случилось. Очевидно, он должен был написать заявление в полицию, чтобы та попыталась отыскать ее следы; и если бы оказалось, что ее нет в живых, то предъявить свои права на снятую ею до исчезновения сумму. Таково, во всяком случае, было мнение его жены и квартиранта, в присутствии которых было зачитано письмо из железнодорожной компании, и он не мог не принять их совета. И сразу вслед за этим пришла в движение медлительная, но неотвратимая типично английская машина правосудия. Ничем не выделяющиеся люди начали наведываться на Смит-стрит, посещать банки, наблюдали за магазинчиком, в котором, предположительно, кипела торговля, а из соседнего дома заглядывали в садик, где папоротники уже успели покрыть альпийскую горку. Затем состоялись арест и короткий суд, закончившийся в один из субботних вечеров обвинительным вердиктом. Степенные женщины в больших шляпах несколько сгладили гнетущее впечатление, но во всей толпе не было ни единого человека, который бы почувствовал хоть малую толику сочувствия к молодому человеку атлетического вида, которому зачитали смертный приговор. Поскольку среди присутствовавших было много пожилых степенных матерей, а преступление было совершено по отношению к матери, они выслушивали обвинения, полностью разоблачавшие убийцу, с полным одобрением. Можно даже сказать, они испытали нечто сродни восторгу, когда судья, надев ужасный маленький черный берет, зачитал вынесенный Богом приговор.
Линкворту предстояло возмездие за совершенное им зверское деяние, и никто, из слышавших обвинение, не сомневался в том, что он совершил его с тем же безразличием, каким было отмечено все его поведение, когда он узнал, что его просьба о помиловании отклонена. Тюремный священник, посещавший осужденного, сделал все возможное, чтобы добиться от него признания, но его усилия оказались напрасными, и Линкворт продолжал настаивать на своей невиновности, правда, никого не рассчитывая в этом убедить. Ярким теплым сентябрьским утром, солнце осветило маленькую страшную процессию, пересекавшую тюремный двор по направлению к помещению, где была сооружена машина смерти; справедливость восторжествовала, и доктор Тисдейл констатировал отсутствие каких-либо признаков жизни. Он находился рядом с эшафотом, видел, как открылся люк и в него провалилась фигура с капюшоном на голове и петлей на шее. Он услышал хруст и звук от натянувшейся под тяжестью веревки, глянул вниз и увидел странные подергивания повешенного тела. Они длились несколько мгновений - казнь была совершена надлежащим порядком.