Здесь был ангел, принесший благую весть, и ангел воскрешения, кроме того - Эндорская волшебница и, на четвертой панели, сцена, занимавшая меня более прочих.
На этой четвертой панели (тут он спустился с кафедры, чтобы яснее указать на ее особенности) были изображены ворота, ведущие на кладбище при церкви Полеарна, и сходство, когда он указал на него, было поразительным. У входа была видна фигура в священнических одеждах, поднявшая над головою крест, как бы останавливая ужасную тварь, застывшую перед ним, и напоминавшую огромного слизняка. Это, в интерпретации моего дяди, был некий злой дух, - из тех, о которых он рассказывал нам, детям, - обладавших огромной властью и бесконечной злобой, противостоять которому в одиночку могут только те, кто имеют твердую веру и чистое сердце. Ниже шла надпись "Negotium perambulans in tenebris" из девяносто первого псалма. Здесь же мы могли видеть перевод, "моровое поветрие, бродящее в темноте", который был не совсем верным отражением латинской фразы. Это уничтожало душу, в то время как моровое поветрие убивало всего лишь тело: это было Создание, Существо, Сущность, обитающая в вечной Тьме, проводник гнева Божьего на неправедных... Когда он говорил, я видел взгляды, которыми обменивались прихожане, и догадывался, что слова его вызывают какие-то воспоминания. Кивки и шепот, шелестевший между ними, свидетельствовали о том, что они поняли его, и я, будучи любопытен от природы, не мог успокоиться, пока не выведал всю историю у своих друзей, мальчишек-рыболовов, когда на следующее утро мы, голые и замерзшие, грелись на солнышке после купания. Каждый из них что-нибудь знал об этом, и их рассказы складывались в страшную легенду. В общих чертах, она выглядела следующим образом.
Церковь, гораздо более древняя, чем та, в которой мой дядя пугал нас каждое воскресенье, располагалась от нее в трехстах ярдах, на участке земли, прямо над карьером, в котором добывали камень. Владелец участка снес ее, и выстроил себе дом из образовавшегося материала, включавшего, в довершение к совершенному богохульству, обломки алтаря; здесь он обедал и играл в карты. Шло время, он старел, становился все более и более меланхоличным, а по вечерам в его доме стали зажигать огни, горевшие затем всю ночь, поскольку его охватывал ужас - смертельный страх темноты. Однажды, зимним вечером, разразился ужасный шторм, какие прежде не видывали; он настежь распахнул окна и погасил светильники. На ужасные крики прибежали слуги, которые нашли владельца лежащим на полу, истекающим кровью, хлеставшей из горла. Когда они вошли, им показалось, что огромная черная тень оторвалась от него, проползла по полу, поднялась по стене и скрылась в разбитом окне.
- Он лежал, умирая, - сообщил последний рассказчик, - большой дородный мужчина, казавшийся теперь мехом, из которого выпустили вино, потому что та тварь выпила из него всю кровь. Вместе с последним вздохом он испустил крик, а кричал он те самые слова, что написаны на алтаре.
- Negotium perambulans in tenebris, - нетерпеливо сказал я.
- Может быть. Во всяком случае, что-то латинское.
- А что было после? - спросил я.
- Никто не желал даже ходить рядом с этим местом; старый дом сгнил и стоял в развалинах, пока три года назад мистер Дулис из Пензанса не отстроил его снова наполовину. Но его не слишком заботят такие твари, ни тем более какие-то латинские надписи. Он каждый день покупает бутылку виски и вечером напивается... Ого, мне надо поспешить домой к обеду.
Независимо от содержания истины в легенде, я, конечно, слышал о мистере Дулисе из Пензанса, и с этого дня он стал объектом моего пристального внимания, тем более что его участок примыкал к участку моего дяди. Сущность, блуждавшая в темноте, никак не возбудила моего воображения, я так привык спать один в своем убежище в саду, что нисколько не боялся. Вместе с тем, было бы весьма занятно проснуться в какой-нибудь неурочный час и услышать вопли господина Дулиса, происходящие от того, что Сущность напала не него.
Но постепенно история эта стерлась в моей памяти, вытесненная более привлекательными дневными похождениями, и в течение последних двух лет моего пребывания в саду дома священника я редко вспоминал о мистере Дулисе и его возможной судьбы, точнее, расплаты за дерзость, какую он позволил себе, живя в том месте, которое принадлежало Сущности. Иногда я видел его через садовую изгородь, большого дородного человека, с медленной, пошатывающейся походкой, но никогда не встречал его ни на деревенской улице, ни на пляже. Он ни с кем не общался, ему тоже никто не навязывался. Если он пожелал стать жертвой легендарного ночного монстра и предоставить ему выпить всю свою кровь, то это было его дело. Мой дядя, насколько мне было известно, предпринял несколько попыток увидеться с ним, как только тот переехал на жительство в Полеарн, но мистер Дулис, наверное, считал, что в священниках нет никакого проку, поскольку его ни для кого не было дома, а на звонки он не отвечал.
Три года солнца, ветра и дождей полностью избавили меня от прежних симптомов, я стал крепким здоровым мальчиком тринадцати лет. Меня отправили в Итон и Кембридж, я прошел полный курс обучения и стал адвокатом. Спустя двадцать лет, прошедших с того времени, мой годовой доход исчислялся пятизначной цифрой, а в ценные бумаги была вложена сумма, приносившая мне дивиденды, позволявшие не только полностью удовлетворять мои скромные потребности и привычки, но и дававшая возможность вести подобную жизнь до предначертанного конца. Предел того, чего я мог достигнуть, уже маячил впереди, но у меня все еще не возникло никакого желания жениться и завести детей, поскольку я был, наверное, природным холостяком. Существовала одна-единственная цель, в течение всех этих лет неудержимо притягивавшая меня к себе - далекие синие холмы Полеарна; мне хотелось вернуться туда и обосноваться в изоляции от мира, рядом с морем, посреди цветущих холмов и друзей детства, среди скрывавшихся там неразгаданных тайн. Притяжение этого место жило в моем сердце, и, смею сказать, едва ли среди всех прожитых мною дней нашелся бы хоть один, когда мысль о возвращении не возникала в моем сознании. И хотя я часто переписывался с дядей, пока он был жив, а после смерти с его вдовой, до сих пор жившей там, я никогда не пытался навестить ее, после начала занятия моей профессией, поскольку знал, что если приеду туда, то не в моей власти окажется покинуть Полеарн. Но я твердо решил, что однажды, избавившись от необходимости зарабатывать на жизнь ежедневными занятиями, я вернусь туда и останусь там навсегда. И все же, я оставил его, вопреки своим намерениям, и теперь ничто в мире не заставит меня свернуть на дорогу, проходящую через Пензанс к Лэндс Энду, пройти по кромке оврага над крышами деревни, услышать крики чаек, добывающих в заливе рыбу. Одна из невидимых Сущностей, порождение тьмы, вышла на свет, и я видел это своими собственными глазами.
Дом, в котором я провел три года детства, остался моей тете, и когда я известил ее о своем желании вернуться в Полеарн, она предложила пожить у нее - пока я не найду подходящий дом или пока мое пребывание в ее доме будет для меня возможным.
"Для одинокой старой женщины дом слишком велик, - писала она, - и я часто думала о том, чтобы сменить его на более скромный, достаточный для моего проживания. Приезжай и раздели его со мной, мой дорогой, но если ты найдешь, что наше совместное проживание слишком хлопотно, то ты или я можем найти другой. Ты можешь выбрать одиночество - большинство людей в Полеарне поступают именно так - и оставить меня. Или я оставлю тебя; одной из главных причин, по которой я оставалась здесь все последние годы, было ощущение, что я не должна позволить старому дому умереть. Дома умирают, вы знаете, они живут и умирают медленной смертью... в них становится все меньше и меньше жизни, пока, наконец, она не исчезает совсем. Или у вас, в Лондоне, подобные слова кажутся лишенными смысла?.."