- И как ты это объясняешь? - поинтересовался я.
- По мнению Майерса, это нечто сходное с разговором во сне. Он твердит что-то о могиле. Намекни ему, и посмотрим, что он выдаст в ответ. Он на удивление восприимчив, и реагирует на твой голос лучше, чем на мой. Не исключено, что на могилу его навели похороны Абдула.
Меня посетила неожиданная мысль.
- Тише! - сказал я. - Тише, дай мне послушать!
Голова Махмуда была запрокинута немного назад, он провел рукой, в которой был зажат кусок ткани, над своим лицом. Как обычно, он говорил очень медленно, но, в отличие от своего обычного тона, высоким отрывистым голосом.
- С одной стороны могилы, - бормотал он, - растет дерево тамариск, и зеленые жуки фантазируют о ней. По другую сторону - глиняная стена. Здесь есть много других могил, но все они спят. Это та самая могила, потому что она не спит, и она влажная, а не песчаная.
- Я так и думал, - сказал Уэстон. - Он говорит о могиле Абдула.
- Над пустыней красная луна, - продолжал Махмуд, - сейчас. Задувает хамсин, будет много песка. Луна покрыта красным песком, потому что она низко.
- Кажется, он все еще чувствителен к внешним воздействиям, - сказал Уэстон. - Это довольно любопытно. Ущипни-ка его.
Я ущипнул Махмуда, но никакой реакции с его стороны не последовало.
- Последний дом на улице, на пороге стоит мужчина. Ах, ах! - вдруг воскликнул мальчик. - Он знаком с Черной Магией. Он выходит из дома... Он идет сюда - нет, он идет в другую сторону, к могиле, к Луне. Он знает Черную Магию, он умеет воскрешать мертвых, у него нож для убийства и лопата. Я не вижу его лица, между ним и моими глазами Черная Магия.
Уэстон вскочил, и, как и я, жадно прислушивался к словам Махмуда.
- Мы отправляемся туда, - заявил он. - Вот прекрасный способ проверить его способности. Что он еще говорит?
- Он идет, идет, идет, - бормотал Махмуд, - идет к луне и могиле. Луна уже не так низко над пустыней, она немного поднялась.
Я указал на окно.
- Это, во всяком случае, соответствует истине.
Уэстон взял ткань из руки Махмуда, и бормотание прекратилось. Спустя мгновение он потянулся и потер глаза.
- KhalАs, - сказал он.
- Да, KhalАs.
- Я рассказывал вам о госпоже в Англии? - спросил он.
- Да, да, - ответил я, - спасибо тебе, маленький Махмуд. Твоя Белая Магия сегодня вечером была особенно хорошо. Можешь идти спать.
Махмуд послушно выбежал из комнаты, и Уэстон запер за ним дверь.
- Нам следует поторопиться, - сказал он. - Следует пойти и проверить его слова, хотя мне и жаль, что он не увидел чего-то менее ужасного. Несколько странно, что он, не будучи на похоронах, тем не менее совершенно точно описал могилу. Что ты об этом думаешь?
- По моему мнению, с помощью Белой Магии Махмуд узнал, что некто, владеющий Черной Магией, отправляется к могиле Абдула, возможно, с тем, чтобы ограбить ее, - решительно ответил я.
- А что нам делать, когда мы туда придем? - спросил Уэстон.
- Посмотреть на воздействие, оказываемое Черной Магией. Что до меня, то мне страшно. Похоже, тебе тоже.
- Не существует никакой Черной Магии, - сказал Уэстон. - Ага! Дай-ка мне апельсин.
Уэстон быстро очистил его, вырезал из кожуры два кружка, размером с пятишиллинговую монету, и два длинных белых клыка. Кружки он вставил в глаза, а клыки - в уголки рта.
- Дух Черной Магии? спросил я.
- Вне всякого сомнения.
Он взял длинный черный бурнус и обернул вокруг себя. В ярком свете ламп, дух Черной Магии выглядел просто потрясающе.
- Я не верю в Черную Магию, - сказал он, - но другие верят. Если всему происходящему необходимо положить конец, то пусть тот, кто копает яму, сам в нее угодит. Идем. Кого ты подозреваешь, - я имею в виду, о ком ты думал, когда общался с Махмудом?
- Слова Махмуда, - отвечал я, - навели меня на мысли об Ахмете.
Уэстон ухмыльнулся, - следствие научного скептицизма, - и мы отправились в путь.
Луна, как и сказал мальчик, была ясно видна, по мере восхождения над линией горизонта цвет ее, первоначально темно-красный, словно пламя далекого пожара, поблек и стал желтым. Горячий южный ветер дул уже не порывами, а с постоянно нарастающей яростью, насыщенный песком и невероятным обжигающим зноем, так что верхушки пальм в саду около пустынного отеля, качались взад-вперед, издавая треск сухими листьями. Кладбище лежало на краю деревни, пока наш путь лежал между глиняными стенами узких улиц, ветер не докучал нам, и только воздух был наполнен жаром, подобным жару раскаленной печи. То и дело со свистом и шелестом, возникал внезапно перед нами метрах в двадцати по дороге пылевой смерч, и, подобно волнам, бросающимся на пустынный берег, накидывался на стены домов и рассыпался мелкой пылью. Но как только мы оказались на открытом пространстве, ветер явил нам всю свою мощь, набивая песком наши рты. Это был первый хамсин нынешнего лета, и в этот момент я пожалел, что не отправился на север вместе с туристами, охотниками на перепелов и маркерами; хамсин, проникая до мозга костей, превращает тело в промокательную бумагу.
Мы никого не встретили на улице, и единственный звук, который мы слышали, помимо ветра, был вой собак, которым они приветствовали луну.
Кладбище было окружено высокими глиняными стенами, под укрытием которых мы некоторое время обсуждали наши дальнейшие планы. По направлению к центру кладбища тянулся ряд тамарисков, и один из них располагался прямо над могилою, нам следовало осторожно двигаться вдоль стены снаружи, затем тихонько перелезть через нее и пробраться к могиле, надеясь, что ярость ветра поможет нам не быть услышанным тем, кто там окажется. Как только мы приняли решение действовать таким образом, ветер на мгновение стих, и в наступившей тишине было слышно, как лопата вонзается в землю, и то, что заставило меня похолодеть от ужаса - крик ястреба в небе, ястреба, почуявшего падаль.
Спустя пару минут мы, скрываясь в тени тамарисков, крались к месту, где был похоронен Абдул. Большие зеленые жуки, обитавшие в листве, метались туда-сюда, и пару раз, жужжа, врезались мне в лицо своими жесткими растопыренными крыльями. Когда до могилы оставалось около двадцати ярдов, мы на мгновение замерли, и, осторожно выглядывая из-за ствола, увидели фигуру человека, до пояса углубившегося в землю. Уэстон, стоявший позади меня, на случай возникновения непредвиденной ситуации, нацепил на себя приготовленные атрибуты духа Черной Магии, так что я, обернувшись и вдруг обнаружив позади себя это страшилище, едва удержался от того, чтобы не вскрикнуть. Однако этот бездушный человек только затрясся, пытаясь не рассмеяться, и, придерживая рукой фальшивые глаза, молча указал вперед, в гущу деревьев. От могилы теперь нас отделяло не более десяти ярдов.
Мы ждали, я думаю, около десяти минут, в то время как человек, которого мы видели и в котором предполагали Ахмета, занимался своим нечестивым трудом. Он был совершенно голый, и его коричневая кожа блестела каплями пота в лунном свете. Время от времени он принимался что-то бормотать себе под нос, один или два раза замер, переводя дыхание. Затем он принялся разгребать землю руками, пошарил в одежде, которая лежала рядом, достал веревку, скрылся с нею в могиле, и через мгновение вновь появился, держа в руках оба ее конца. Расставив ноги на обе стороны могилы, он сильно потянул, и над землей показался конец гроба. Он оторвал часть крышки, чтобы убедиться, что извлек именно то, что ему было нужно, а затем, установив гроб вертикально, оторвал оставшуюся часть, и перед нами предстала маленькая сморщенная фигура мертвого Абдула, закутанная, подобно ребенку, в белое покрывало.
Я уже было собирался сделать знак духу Черной Магии, что настал черед его выхода, когда вдруг вспомнил слова Махмута: "С ним дух Черной Магии, который может воскрешать мертвых", и внезапное всепоглощающее любопытство завладело мною, взяв верх над отвращением и ужасом перед происходившим.
- Погоди, - прошептал я Уэстону, - сейчас он призовет на помощь духа Черной Магии.
Ветер снова на мгновение унялся, и в наступившей тишине я вновь услышал крик ястреба над собой, но уже ближе; к тому же мне показалось, что ястреб был не один.