Пусть в последний мой час не гремит надо мной канонада,
Пусть потом новосёлы моё обживают жильё,
Я живу только раз – мне бессмертия даром не надо,
Потому что бессмертие – то же, что небытие.
Жаль, подруга моя, что тебе я не сделался близким.
Слёз напрасно не трать, – позабудешь меня без труда.
Ты представь, будто я голубым океаном Индийским
Уплываю опять в никуда, в никуда, в никуда.
Комарово
Время, на час возврати меня в молодость снова,
После вернёшь мою душу на круги свои!
Дачная местность, бетонный перрон, Комарово, –
Низкое солнце и запах нагретой хвои.
Снова сосна неподвижна над рыжею горкой,
Снова с залива, как в юности, дуют ветра.
Память, как зрение, делается дальнозоркой, –
Помню войну – и не помню, что было вчера.
Пахнет трава земляникой и детством дошкольным:
Бодрые марши, предчувствие близких утрат,
Дядька в будёновке и полушубке нагольном,
В тридцать девятом заехавший к нам в Ленинград.
Он подарил мне, из сумки коричневой вынув,
Банку трески и пахучего мыла кусок.
Всё же неплохо, что мы отобрали у финнов
Озеро это и этот прозрачный лесок.
Дачная местность, курортный район Ленинграда.
Тени скользят по песчаному чистому дну.
Кто теперь вспомнит за дымом войны и блокады
Эту неравную и небольшую войну?
Горн пионерский сигналит у бывшей границы.
Вянут венки на надгробиях поздних могил.
Что теперь делать тому, кто успел здесь родиться,
Кто стариков своих в этой земле схоронил?
Двадцать девятое ноября
С утра горит свеча в моём пустом дому
В честь матери моей печальной годовщины.
Я, где бы ни бывал, неясно почему,
Обычай этот чту – на то свои причины.
Кончается ноябрь. Нет хуже этих дней –
Тень снега и дождя летит на подоконник.
Я вспоминаю мать, я думаю о ней,
На огонёк свечи смотрю, огнепоклонник.
Он жёлт и синеват. Смотри и не дыши,
Как льёт неяркий свет в горенье беззаветном
Прозрачная модель витающей души,
Горячая струя, колеблемая ветром.
Свечою тает день. В густеющем дыму
Уходит город в ночь, как в шапке-невидимке.
Недолгая свеча горит в моём дому,
Как юное лицо на выгоревшем снимке.
Беззвучный огонёк дрожит передо мной,
Веля припоминать полузабытый род свой
И сердце бередить унылою виной
Незнания корней и горечью сиротства.
И в комнате сидеть понуро одному,
Укрывшись от друзей, весёлых и беспечных.
До полночи свеча горит в моём дому
И застывает воск, стекая на подсвечник.
Душа
В безвременье ночном покой души глубок –
Ни мыслей о судьбе, ни тени сновиденья.
Быть может, небеса на тёмный этот срок
Берут её к себе, как в камеру храненья.
Когда же новый день затеплится в окне
И зяблик за стеклом усядется на ветку,
Её вернут опять при пробужденье мне,
Почистив и помыв, – не перепутать метку!
Душа опять с тобой, и завтрак на столе,
А прожитая ночь – её совсем не жаль нам.
Мороз нарисовал узоры на стекле.
Безветрие, и дым восходит вертикально.
Но горько понимать, что ты летишь, как дым,
Что весь окрестный мир – подобие картинки
И всё, что ты считал с рождения своим,
Лишь взято напрокат, как лыжные ботинки.
Что сам ты – неживой – кассетник без кассет,
И грош цена твоей привязанности к дому.
Что ошибутся там, устав за много лет,
И жизнь твою возьмут, и отдадут другому.
Памяти Юрия Визбора
(песня)