Начали посылать Зойку. Она была из здешних мест, окрестности знала. Ходила она одна.
Возвращалась усталая, грязная, в затрёпанной телогрейке и рваной юбке, исхлёстанная кустарником, со стертыми ногами.
Сейчас же переодевалась и в своей красной, отороченной заячьим мехом безрукавке, с пистолетом на трофейной цепочке из металлических цилиндриков — такие носили полицаи — опять имела обычный щеголеватый вид.
Однажды Зойка вернулась, не выполнив задания.
— Почему ты вернулась? — спросила я.
— Очень страшно стало. Там один полицай — мой сродственник дальний. Я его раз, еще девчонкой, на тетиной свадьбе видела. Он вроде меня не узнал, но только я думаю, что вид сделал.
— Чего же ты испугалась? Вид сделал — значит, не собирался тебе вредить.
— Что вы! Раз он в полицаях — всё! — Зойка была удивительно прямолинейна.
За срыв задания Дед хотел ее судить. Но я отстояла, сказала, что пошлю ее обратно.
Зойка пошла вторично, задание выполнила, а насчет родственника сказала растерянно, что немцы его упрятали за решетку. Слух такой идет, что он помогал партизанам.
— Вот видишь, — сказала я.
Однажды в штаб привели дюжего парня с белой повязкой полицейского на рукаве. У него была наша листовка.
— На опушке леса шлялся. Увидел нас, карабин вперед себя выбросил и листовку нам тычет. «Братцы, — говорит, — я полицай, пришел с повинной», — доложил старшой.
Вели его с завязанными глазами, чтоб не узнал наше расположение. Но как только его развязали, парень сказал, ухмыльнувшись:
— Вона где вы! Туточки напрямик озеро Рачье, А позади урочище.
— Ладно, ладно, — перебила я, — скажи лучше, как ты от армии отвертелся?
Парень молча нажал на веко и вынул стеклянный глаз.
— Ясно. Вставляй обратно, — сказала я. — А в полицаи как попал?
— Обыкновенно. Согнали всех в амбар, сутки не поили, не кормили. А потом переводчик объявил: кто не хочет быть по́ротым, записывайся в полицаи. Я записался.
— Как же ты службу нес? Других порол?
— Не. Меня пороть не ставили.
— А куда ж тебя ставили?
— На посты. Опять же партизан искали,
— Нашли?
— Не.
В это время в избу вошел Дзитиев.
— Это ты деревни жёг? — с ходу спросил он,
— Я, — ответил парень.
— Что ж ты думал, за это мы тебе спасибо скажем?
Парень опустил голову и промямлил:
— Искупить хочу.
— Поздно надумал! — Дзитиев приказал посадить его в баню.
— Неискренний, — заключил он, — вид жуликоватый, глаза бегают.
— Не могут они у него бегать. Один — стеклянный, куда ему бегать? А другой — глаз как глаз. — Мне казалось, что парень, наоборот, говорит откровенно. — А мы ведь обещали прощение в листовке.
— Наверняка подослан немцами, — сказал Дзитиев.
— Не обязательно. И у него наша листовка, — добавила я, — за подписью Деда. И держать его в бане всю жизнь мы не можем.
— Тоже верно.
Одноглазого выпустили и велели Зойке приглядывать за ним, поскольку она пока была без дела.
Партизанскими листовками были наводнены ближние деревни. Листовки обращались «к жителям временно захваченных районов...», отдельно — к молодежи. Была еще одна листовка — специально к полицейским. В ней Дед предлагал переходить с оружием на сторону партизан и обещал прощение за «деяния, совершенные в бытность полицейским». Случалось, полицаи приходили.
Являлись и подозрительные люди, наверняка агенты немцев.
Нам некогда было с ними возиться. Мы переправляли их на Большую землю, когда еще был проход «ножками». А что теперь делать с этим одноглазым типом, мы не знали.
Доложили Деду, он рассердился:
— Что вы лезете ко мне со всяким дерьмом?
Бельчик сказал:
— Шлёпнуть его, гада, и дело с концом!
Зойка услышала и высказалась неожиданно:
— А вот и не надо. Он очень полезный может быть. Его Васькой зовут.
— Убийственная логика, — сказал Тима. — А что с него толку, с твоего полезного Васьки?
— А то, что его родная сестра живет в любовницах у Щекотова.
— Начальника полиции? — Мы переглянулись.
— Что ж он сразу не сказал?
— А вы его не спрашивали.
Дзитиев задумался.
— Слушай! — азартно вмешался Тима. — Пусть он идет обратно и гробанёт Щекотова.
— Как же! Карателей он на нас наведет — вот что он сделает! — настаивал Бельчик,
А назавтра Васька исчез.
Мы набросились на Зойку.
— Как же ты его упустила? Мы тебе приказали приглядывать.
— Приглядывать — не на часах стоять, — беспечно отвечала Зойка.