— Это не исключено, Черныш. Еще возникнут чрезвычайные обстоятельства, когда все будет позволено.
Он положил руку мне на плечо. Он всегда казался мне маленьким, но все же был на голову выше меня.
— Я ведь не хотел вас брать в свою группу, Черныш.
Вот как! Я этого не знала. Знала, конечно, Зина, но ни сказала. Я вспомнила мимолетное ее замечание насчет Дзитиева, что мы еще у него заплачем.
— Что же вы имели против меня, товарищ майор?
— Ровно ничего, кроме того, что вы женщина.
Лицо его вдруг стало расслабленным, почти страдальческим.
— Понимаете, женщины не должны воевать. Я не могу видеть, когда женщины стреляют или вот наши... идут туда. Я знаю, честное слово, не хуже вас, что надо. Но мне тяжело посылать их.
Я хотела со всей строгостью ответить, что он во власти феодальных пережитков, но он говорил так искренне, что я только пожала плечами. К тому же я вспомнила, что в выпадах нашего генерала против «солдат в локонах» звучала та же нотка.
«Отсталые люди, — подумала я, — носители самых худших предрассудков. Работай с такими!»
— Надеюсь, вы все же не жалеете, что взяли меня в группу? — спросила я.
— Нет, тысячу раз нет!
Горячность, с которой он это сказал, примирила меня с ним.
Очевидно, Дзитиев рассказал Бельчику о моем предложении.
— Правильно Бечирбек тебя не пустил. И уж если на то пошло, ты сама прекрасно знаешь немецкий. На кой шут тебе сдался Николай? — спросил Бельчик подозрительно.
Я игнорировала его тон.
— Но я же не могу выдавать себя за немку,
— Почему?
— Неужели ты думаешь, что русский человек, даже блестяще владеющий языком, может среди немцев сойти за немца?
— Думаю.
— Квач! — в сердцах сказала я.
— Ты переняла от него даже берлинские жаргонные словечки! — запальчиво крикнул Бельчик.
— Ты хочешь, чтоб я выдавала себя за немку? Хорош разведчик, не знающий таких примитивных вещей! Я могу выдавать себя за немку среди турок, а не среди немцев!
— Не тебе судить обо мне как о разведчике! Как можно совать в глубокую разведку единственного радиста штаба? Тебе это, конечно, байдуже! Ты просто ждешь случая уйти с ним!
— Ты что, с ума сошел?
Бельчик побледнел, розовые пятна заходили у него на скулах. Он немного снизил тон, но только для того, чтобы нанести мне, как он думал, сокрушительный удар.
— Подумай, в какое положение ты себя ставишь! Пусть он коммунист, антифашист и все такое! Но в личном плане — он фриц. Чувствительный, слюнявый фриц! Я просто не хотел тебе говорить, выдавать чужую тайну... Да что это за тайна! Возвышенная любовь с дочкой трактирщика, черт те знает когда...
— Довольно, — сказала я, — всё мне известно без тебя.
Бельчик ошеломленно молчал. Но я не хотела, чтобы он испытывал чувство облегчения.
— Мне легко работать с ним, — сказала я, — значит, я буду с ним работать. Слепому ясно, что ты, например, не можешь его заменить.
— Я же не фриц.
— Хотя бы поэтому. Наше счастье в том, что нам попался такой фриц. Не так уж много их осталось. Не мешало бы тебе, коммунисту, об этом помнить.
Бельчика всего трясло.
— Слушай, я ведь только хотел, чтобы ты не попала в ложное положение. Такая девушка, как ты, Черныш...
— Видно, уж не такая я особенная девушка, если ты смеешь так со мной разговаривать.
Я поднялась с завалинки и ушла. Бельчик меня не удерживал.
Никто не догадывался о том, что между нами что-то произошло. Да и события развивались в таком темпе, что разговор этот стерся, острота его притупилась. Но остался какой-то рубец. Побледневший, подсохший, но остался.
Глава шестая
Наши Воробьи стояли на самом юру. И когда с севера задувал ветер, мочи не было! Что за такое ветреное село! Мы топили печи, но трубы давно не чистились, и дым донимал пуще холода. Куда было бы лучше в землянках! Но землянки рыть было некому: в штабе остался один только комендантский взвод.
Особенно мне были тяжелы утра. За ночь кое-как я угревалась: Дзитиев дал мне свою бурку. Но вылезать из-под нее было все равно что войти в ледяную воду. И меня чуть не силой поднимали. Тима шипел, что так спать в боевой обстановке неприлично, но я ничего не могла с собой поделать.
В то утро я смутно слышала стук в дверь, чьи-то шаги, потом голос Тимы:
— Утро началось явлением Середы, хотя сегодня пятница.
Что-то Середа говорил, после чего Тима начал меня расталкивать. Я сопротивлялась. Но тут до меня дошли слова, от которых я мигом вскочила на ноги: вернулась Блонде Ха́ре!