С головой, набитой посторонними мыслями, — это было черт знает что! — я никак не могла сообразить, что нужно Деду.
— Читаешь названия по-немецки? — спросил Дед.
— Конечно.
— Давай, давай, веди дальше... — Он дал мне карандаш.
Я сообразила, наконец, что передо мной немецкая карта, которую взяли у офицера связи, у этого Штюрцера, что ли? Три дня назад Бельчик с ребятами подорвали на большаке двух мотоциклистов. Оба были убиты. Но забрали карты, донесения и, что было важно, совершенно свежие.
— Теперь смотри сюда... — Дед положил сверху другую карту.
Она была мне знакома. Она принадлежала Сазонову, и на нее были нанесены еле заметными кружочками дополнения, то, что он мог заметить с высоты бреющего полета. И та деревня была нанесена на карту очень ясно. И сам лётчик стоял насмерть на этом светло-красном кружочке: «Я пролетал над ней, я ясно различал крыши изб, железные и соломенные. Я был подбит над ее северной окраиной».
Наконец я поняла, в чем дело: на немецкой карте никакой деревни в этом месте не было.
— Вот так, — сказал Дед, оглаживая бороду нервным движением длинных пальцев. — Костя! — крикнул он в сенцы.
Я вспомнила, что Костя остался у наших, но, к моему удивлению, он тотчас выскочил из сеней и, жмурясь от света, встал у притолоки.
— Майор Дзитиев не вернулся?
— Нет.
— А Прохор здесь?
— Здесь.
— Сходи за ним.
Никто так не знал окрестности Солнцегорска, как Прохор.
Я не удержалась и спросила:
— Значит, лётчик выдумал деревню?
— Вот то-то и оно, что нет.
Я поглядела на Деда: он не шутил.
— Значит, деревня есть?
— Нет деревни. Или как сказать... Про потёмкинские деревни учила когда-нибудь?
Я начала что-то соображать, в это время вошел Прохор. Прохор давно сказал, что никакой деревни в этом месте нет, но Дед хотел показать ему немецкую карту.
— Я же говорил: придумал он ее, — сказал Прохор упрямо.
Дед покачал головой.
— Ну ступай. Спать пора, — сказал он мне.
Поднимаясь, я заметила, что под картами перед Дедом лежит несколько радиограмм, принятых Николаем в последние дни. Я, и не глядя, знала, что в них. Центр долбал одно и то же: разведка с воздуха доносит — скопление сил противника в районе Солнцегорска, говорящее о подготовке массированного удара. Разведайте направление его, учтите возможность демонстрации.
Последняя фраза как бы снимала значение первых. У нас считали, что немцы хотят нас дезориентировать. Между ними и сильным кулаком наших армий, стоящих на побережье озер и готовых к наступательному броску, лежали километры лесистой местности, труднопроходимой для немецкой техники, опасных для немцев пространств с невероятно мобильными, хорошо вооружёнными, «сильно кусачими», как говорил Дед, партизанскими отрядами.
Всё это я вспомнила, когда подымалась с лавки.
И в ту же минуту я опять села, потому что вошел Дзитиев.
Он был черный, как жук, дня три небритый. И очень взволнованный. Что могла сообщить Дзитиеву Жанна по интересующему нас вопросу? Потому что ничто, кроме этого единственного вопроса: где базы боепитания стянутых к Солнцегорску частей? — никого сейчас не интересовало.
Дзитиев положил на стол свою карту, сложенную так, что пресловутый квадрат был сверху. И я сразу увидела, что «сазоновская деревня» теперь есть и на карте Дзитиева в виде жирно наведенного черного кружочка.
Увидел это и Дед, но не проронил ни слова. Он подпёр голову обеими руками чисто стариковским, штатским движением. Дзитиев начал докладывать, как мне показалось, издалека.
У Жанниной тетки задержался на постое фриц, по имени Готлиб Рабке, шофер. И этот Готлиб занимается доставкой молока в воинские части. Бидоны ставятся в кузов — и пошел. Обыкновенно. Иногда на этой машине ездит Готлиб. Иногда другой шофер.
— И вот в это место, — Дзитиев ткнул в «сазоновскую деревню», — он тоже возит молоко. В больших количествах. И я велел Жанне напроситься съездить с ним. И он согласился, чтобы вволю пощипать ее в кабине. Они повезли молоко вот сюда. — Дзитиев поднял карандаш, и мы затаив дыхание следили за ним. Карандаш опустился чуть западнее «сазоновской деревни». Я разочарованно перевела дыхание.
Но всё же это было близко, очень близко. Я снова нагнулась над картой.