«А раз не знаете, значит все в порядке», — говорю я, и начинается у нас настоящий разговор.
Ребята слушали с жадностью, не догадываясь, что самое интересное дальше. Но я просто не могла дождаться, когда речь пойдет о деле.
Когда Дзитиев сказал о Готлибе теми же словами, что говорил Деду, но не упомянув, что он «вроде нашего Петрова», Николай побледнел, и я готова была поклясться, что мысль о подмене шофера пришла ему в голову еще до того, как Дзитиев кончил.
Но это была только преамбула. Сообщение о «фальшивой деревне» прозвучало, как разрыв гранаты. Бельчик бегал по комнате и кричал: «Тупицы! Как мы сразу не догадались!» Тимка стукнул кулаком по столу так, что блюдечко с маслом подпрыгнуло и все фитильки разом погасли.
В темноте прозвучал голос Николая:
— Что значит «потёмкинская деревня»?
— Фальшивая, декоративная, маскировочная, — объяснила я терпеливо, как в словаре, зажгла фитильки и вытерла стол. Я не знала, расскажет ли Дзитиев про свой план. В этом случае ему пришлось бы упомянуть и о своем провале у Деда. Он рассказал всё, не скрывая досады.
— «Придумай что-нибудь другое», — говорит старик, как будто тут возможно что-нибудь другое.
— Возможно, — сказал вдруг Бельчик.
Все на него посмотрели с удивлением.
— Чем продолжительней молчанье, тем удивительнее речь, — заметил Тима.
— Нет речей, — объявил Николай. — Делайте текст сообщения. Через час выхожу в эфир.
Стали составлять сообщение. Бельчик был непривычно серьёзен и смотрел на меня с какой-то тоской. Я начинала думать, что его план строится на мне и Николае, Если бы порознь, он бы так не тосковал. Начинало светать, и мы размаскировали окна. Рассвет разливался жидкий, желтоватый, как спито́й чай. В избе сохранилось тепло, но в окна было видно, как мотались вершинки ёлок. Ветер дул с севера, и это было хорошо: могла установиться дорога.
Вдруг я увидела под окнами Деда. Он важно шел в своей зеленой бекеше с серым каракулевым воротником и в серой папахе. За ним с унылым видом шагал Костя, который всю неделю мечтал выспаться.
Мы кинулись приводить себя в порядок. Дед вошел бодрый и свежий, только что подстриженный. Ни за что нельзя было сказать, что он провел бессонную ночь. Костя снял с него бекешу, и мы все замерли: Дед был в своем парадном кителе из английского габардина, с орденом Ленина на груди. Мы подтянулись. За моей спиной ёрзал Тима, влезая в сапоги.
Николай взглянул на часы и уже открыл рот, чтобы попросить разрешения заняться своим делом. Но в это время Дед позвал:
— Майор Дзитиев!
Дзитиев выглядел браво, несмотря на свою трехдневную щетину и вязаный жилет солнцегорского фининспектора.
Дед начал торжественно, словно вручая орден:
— Благодарю вас, майор Дзитиев, за смелую и удачную разведку близ высотки «48-2».
Хотя это был не орден, но благодарность Деда дорогого стоила, и ответ Дзитиева: «Служу Советскому Союзу» прозвучал вполне к месту.
Дед обратился к нам и сказал:
— Поздравляю вас всех с крупным оперативным успехом.
Он обвел всех внимательным взглядом своих младенчески голубых глаз и увидел, что Николая уже нет: он потихоньку выскользнул, потому что времени до сеанса оставалось в обрез.
Дед сидел за столом в своей обычной позе патриарха. Но ни тени обычного благодушия на его лице не было. Оно мне показалось даже жестким и непроницаемым.
— Успех надо развивать, — сказал он. — Что предлагаете?
Мы молчали, ожидая, что скажет Дзитиев. Он поднялся и с маху отрубил:
— Мы не можем точно установить объект, замаскированный фальшивой деревней, но можно догадываться, что это и есть база боепитания.
Он сделал паузу, и в нее ворвался Тима:
— Если бы мы твердо знали, что это так, то можно бы послать подрывную группу и уничтожить объект.
— Зачем? — возразил Дзитиев. — Проще: массированный налёт нашей авиации.
— А что, если там подземный завод, на котором работают сотни советских пленных? Бывают такие вещи? — спросил Дед.
— Я не могу, предложить ничего, кроме того плана, который вам докладывал сегодня ночью. Товарищи о нем знают, — сказал Дзитиев твердо и сел.
И тогда вскочил Бельчик. Его смуглое лицо покрылось розовыми пятнами.