— Ты шикарнецкий парень, — сказал растроганно Ганс.
Вечером оказалось, что мы приняли подтверждение наших сведений.
Можно было считать, что основное сделано, но Макс погружался с головой в котёл, продолжающий кипеть в этом госпитале. На моих глазах засасывало Макса. Я не могла оторвать его от вновь и вновь возникающих дел и не знала, нужно ли это делать.
Мы узнали всё о секретном объекте под «фальшивой деревней». Но Макс каждый день приносил какие-то новости. Иногда мелкие, они били все в одну точку. Это были как бы обрывки одного большого плана, который целиком еще не был собран. Уже проступали главные его черты — намечалась операция специальных горно-егерских частей в лесном массиве, имевшем на карте форму «опрокинутого кувшина». Прочесав леса, ударные батальоны должны были ударить во фланг нашей армии, стоящей на озерах. Обходным движением выйти к озерам и, вырвавшись из лесов, соединиться со своей северной группой, схватив в клещи обе наши армии и разрезав наш фронт, — такова была главная задача дивизии «Блаувинкель».
Может быть, и даже наверно, это было не всё. Макс без конца крутился вокруг того, что называется «источником сведений», но, беспрерывно приникая к этим источникам, можно было замутить их.
Я сказала Максу, что, передав эти последние данные, мы должны уходить. У него сделались страдальческие глаза.
— Еще два дня. Может быть, именно в эти дни станут ясными сроки. Что стоят данные о наступлении без сроков?
— Откуда ты можешь узнать сроки? — говорила я. — Подумаешь, генеральный штаб — несчастная команда выздоравливающих в армейском госпитале!
— Не надо генерального штаба, если есть Леопольд. Леопольд, для которого самое интересное — выскочить из всех этих планов. Чтобы выскочить, надо эти планы знать. И он их знает. Потому что его дядя, оберст Рупрехт Зонненберг, вылезет из кожи для племянника.
С языка Макса слетали десятки имён. Неожиданно открытые взаимосвязи обещали новые возможности. Результаты были заманчивы. Мы оставались.
Мы задерживались в городе, несмотря на то, что обстановка накалялась.
Макс сказал, что пеленги работают вовсю. Больше раза в одном и том же месте невозможно было работать. Мы носились с «белкой», как курица с яйцом. Однажды, когда Макс передавал в погребе, наши начали бомбить, и я еле удержала тетю Соню, которая рвалась в погреб: она панически боялась бомбёжек. Воздушную тревогу в городе не объявляли, в щели бежали, когда начинали бомбить. У кого были погреба, они с успехом заменяли укрытие.
Каждый день начинался для нас одной заботой: где устроиться с «белкой»? Мы не могли ставить под удар Женю с ее дивной квартирой у тети.
Макс даже не похудел, а просто высох. Стал особенно заметен его перебитый нос. Теперь он говорил всем, что это след осколочного ранения, потому что у него в солдатской книжке было записано: «лёгкое ранение».
Я считала, что Макс теряет голову: как-то он устроился с передачей в боковушке пивной, пивная была полна солдат. Боковушку он «наколол» через буфетчицу, с которой завел шашни.
Передавать надо было все время и помногу, хотя я сжимала тексты почти до абсурда. Даже во сне я слышала тревожный голос морзянки, беспомощный, словно писк птенца, брошенного в гнезде.
«Ищи место!» — с этим приходил Макс и с этим он уходил.
Я не могла больше слышать этих слов.
И я отправилась на другой конец города: на Нижнюю улицу, где рядом с водоразборной колонкой стоял «собственный дом» Шуры Соловьёвой. В качестве «дома» он существовал только в честолюбивых мечтах штеттинского булочника. Это была хибарка из тех, что даже нельзя назвать избушкой на курьих ножках, начисто лишенная живописности развалины. Но позади хибарки, на самом откосе оврага, стояла черная баня. Шура, которая брала у немцев белье в стирку, топила баню, если белья было много.
Когда я пришла сюда в первый раз, чтобы передать привет от Теодора Гильгера, Шура поначалу встретила меня довольно холодно. По ее словам, «парщивец Фёдор» тайком от нее отсылал продуктовые посылки жене и детям в Штеттин, а ей оставлял объедки. Кроме того, Шура, обладая здравым умом, допускала, что немцы могут уйти и Гильгер тоже. И неизвестно, как тогда поведут себя ее соседки, которые «кипят на нее белым ключом» за то, по ее мнению, что ей все же кое-что от Гильгера перепадает. Например, вязаный костюм беж.
Узнав, что я примерно в таком же положении: живу с немцем, что будет — не знаю, Шура подобрела ко мне и пригласила заходить.
Черная рубленая баня на откосе неотразимо привлекала меня. Вероятно, я преувеличивала, но мне казалось, что здесь мы будем в полной безопасности хотя бы тот короткий срок, который выторговал у меня Макс.