На крыльце черного хода показывается Эльза.
— Хозяйка, тут без вас приходил плотник. Он принес садовую лестницу. Я дала ему марку.
— Ну и зря, — спокойно отвечает Анне Мари, — пятидесяти пфеннигов с него предостаточно... К-ш-ш-ш!
Завтрак для меня был накрыт на веранде. Легкий завтрак, как положено: кофе, бретхен, лепесток масла, вазочка мармелада.
Я попросила счет.
— И за комнату тоже. Я ухожу, — сказала я Эльзе,
— Деньги получает сама.
Эльза вернулась через минуту.
— Хозяйка просит вас зайти в гостиную.
Я поняла, что эта комната — ее личный мир. Вероятно, здесь было собрано всё, что ей особенно дорого. За стёклами сервантов громоздился фарфор и сверкал хрусталь. В углу стояла бронзовая статуя рыцаря. На стенах французские гобелены разворачивали свои идиллические сюжеты.
Анне Мари, затянутая и напудренная, с подкрашенными светлой помадой губами, стояла у громадного стола, напоминающего бильярдный.
— Мадам, — сказала она торжественно, — вы первая моя клиентка в этом сезоне. В честь этого я хочу предложить вам бокал вина.
Она сделала широкий и плавный жест своей пухлой рукой в массивном браслете. Так она, наверное, приглашала своих гостей рассаживаться за этим бильярдным столом.
Я поблагодарила. Мы осторожно взялись за тонкие ножки бокалов и, подняв их, посмотрели друг другу в глаза. У Анне Мари был тот же тяжелый, оценивающий взгляд, с которым она щупала кур на птичьем дворе. Но теперь было заметно, что глаза у нее разные, очень разные. Один — голубой, стылый. Другой — карий, живой и хитренький.
— Вы не остановитесь у нас на обратном пути? — спросила она.
Я ответила после секундного размышления:
— Нет, благодарю вас, я спущусь другой дорогой.
— А, на Швебенталь. — Анне Мари вздохнула. — Знаете, никто не хочет возвращаться той же дорогой.
Хотя замечание ее имело вполне утилитарный смысл, оно прозвучало глубокомысленно. Мы прошли в холл, где стояла конторка из красного дерева, тоже массивная и с медными инкрустациями. Я уплатила за номер, за постель и за обслуживание.
— Цены у нас умеренные, — сказала хозяйка.
Я подтвердила.
Она бегло взглянула на мой паспорт.
— У вас трудная фамилия, мадам Бельтшен-ко, — сказала она, видно, чтобы что-нибудь сказать.
— Это фамилия моего мужа, — ответила я, чтобы что-нибудь ответить.
— Надеюсь, ваш супруг здравствует?
— Да, благодарю вас.
— О-е-е! У меня только одни воспоминания! Всё лучшее в моей жизни заключено вот в этой рамке! — патетически воскликнула Анне Мари и обратила взгляд вверх.
Я увидела портрет Эрвина Гюбельна. Красивый мужчина в штатском костюме с маленькой свастикой в петлице. Анне Мари стояла под портретом почти что по стойке «смирно», с раскрасневшимся лицом. Воспоминания окрыляли ее. Я выждала несколько секунд. Этого мне показалось достаточно для подобного случая. Потом я попрощалась.
— Счастливого восхождения! — с профессиональной любезностью произнесла Анне Мари.
Солнце выходило в зенит с необыкновенной энергией и напором. Мне казалось, что я слышу, как лопаются бутоны шиповника на кустах, толпящихся у тропинки. Она поднималась круто в гору, но я не сбавляла шага.
Хотя солнце уже просто пекло, всё же не было жарко. Освежающее прохладное дуновение пробегало по траве, по кустам шиповника, по моему лицу, необыкновенно нежное и вместе с тем суровое. В нем чувствовался холод вершины. Чем выше я подымалась, тем чаще и сильнее становились короткие, беспокойные порывы ветра. Это дули ветры вершины Рюбецаль. Она была уже близко.
1964—1965
СОДЕРЖАНИЕ
В. Карпов. Пером уверенным и вдохновенным
Н е в и д и м ы й в с а д н и к. Роман
Д о р о г а н а Р ю б е ц а л ь. Роман
Notes
[
←1
]
Верлен. (Перевод автора.)