— Ох, едва ли, — покачал головой Сабит. — Он пока еще молодой, самоуверенный, своевольный и очень упрямый. Будь он с нами, большие дела можно бы делать…
— Ваша оценка весьма верна, эфенди. Такие, как генерал Ма, командиры нам очень нужны. Не будет преувеличением сказать, что он стоит ста басмаческих отбросов, простите меня, вроде нашего «полководца» Оразбека.
— В этом деле благословение Ходжанияза-хаджи решит все! — Сабит глубоко вздохнул, как сильно уставший человек.
Представителей Ма Чжунина — их было двое: Бэйда и войсковой имам Малин (Малик) — Сабит-дамолла принял с особенной почтительностью и вниманием, приказал подать чай и кушанья. Сидя на толстых плюшевых одеялах, Бэйда и Малин с любопытством разглядывали распростертое на стене знамя Исламской республики. На большом шелковом полотнище небесного цвета сияли золотом звезда и полумесяц, их обвивали искрящиеся серебром слова, сплетенные арабской вязью: «Исламская республика».
Послы по установленным правилам вручили Сабиту-дамолле скрепленное печатью командующего послание Ма Чжунина и передали его устный привет и заверения в уважении. Сабит-дамолла принял пакет, осведомился о здоровье Га-сылина, засвидетельствовал свое особое уважение к нему, пригласил послов к чаю, а сам, вскрыв продолговатый красный конверт, начал читать каллиграфически исполненное послание на арабском языке. Оно начиналось именем аллаха и содержало следующее:
«…Ваше сиятельство шейх-уль-ислам и главный назир Сабит-дамолла, примите в добрый час привет и мое почтение. Вы, Ваше превосходительство, как и мы, радея о религии и нации, пошли священной войной против насилия и притеснений нечестивцев, и Аллах свидетеле тому, сколько лет истекаем кровью и сколько принесли жертв. Моя цель — вызволить мусульман Восточного Туркестана из рабства у притеснителей-нечестивцев и утвердить на счастливой мусульманской земле знамя ислама, для достижения этой священной цели я не остановлюсь ни перед какими страданиями и трудностями, ни даже перед смертью своей. В совпадении Ваших высоких стремлений и моих желаний я совершенно уверен. Единство священной цели — защитить честь и достоинство ислама — побуждает нас объединиться и дать священный бой злобным нечестивцам, и прежде всего Шэн Шицаю. Если же мы не учтем уроки прошлого и не положим конец продолжающимся между нами соперничеству и разладу, то должны быть готовы превратиться в добычу коварных врагов…»
В заключительной части послания шли славословия в честь Сабита-дамоллы, его энергичной деятельности и подробно излагалось, как в результате взаимных ошибок возникла распря между Га-сылином и Ходжаниязом, разрушившая их союз, и как этой распрей воспользовался Шэн Шицай.
— Очень хорошо, — одобрил Сабит, внимательно прочитав послание. — Возможно, у господ послов есть какие-нибудь добавления или предложения к написанному? Пожалуйста!
— По-моему, — учтиво ответил Бэйда, — в послании Га-сылина все изложено исчерпывающе ясно. Мы станем счастливцами, достигшими желанных стремлений в том и этом мирах, если наше странствие завершится успешно и мы удостоимся чести послужить мостом, соединяющим обе стороны.
— Да осуществит аллах ваши честные намерения, господа! Вы измучились в долгой дороге. Отдохните. Завтра, даст бог, поговорим подробно и, надеюсь, достигнем решения, да будет на то воля аллаха.
Несмотря на поздний час, Сабит поспешил к Ходжаниязу.
— Простите, пожалуйста, хаджи, потревожил вас ночью…
— Пустяки, дамолла. Не случилось ли чего? — обеспокоился Ходжанияз.
— Прибыли послы Ма Чжунина.
— Мям… мям… Как вы сказали?
— Да, мой хаджи. Вот его послание. Прошу прочесть.
— Нет надобности. Будет достаточно, если перескажете, чего захотел этот пройдоха.
Утонченно-вежливый Сабит никак не мог привыкнуть к резкой прямоте Ходжанияза. Он мельком глянул на собеседника и пересказал содержание письма.
— Следовало бы оценить значение обращения Ма Чжунина к нам, — добавил от себя дамолла.
— Как проникли в город так называемые послы?
— Под видом торговцев.
— Что сами вы скажете, дамолла?
— Отвергать стремление врага стать другом святотатственно, хаджи. Разве не сам пророк радушно встретил врага, пожелавшего стать другом?
— Чтобы стал другом этот пройдоха? — В тоне Ходжанияза выразились ненависть и недоверие к Ма Чжунину.