— Хорошо, Заманджан. — Рози переполняло чувство собственного достоинства.
Враг приблизился. Шамансур приказал не отступать ни на шаг. Подобно волкам, обкладывающим овец в загоне, зажать врагов в этой горячей, как печь, балке и уничтожить. Вот и приходится терпеть мучения под раскаленным солнцем.
А Ма Цзыхуэй очень опасен. Он вышел из окружения и похож на зверя, вырвавшегося из железной клетки. Победа Ма Чжунина у Чокан-яра вдохновила его, придала воинственной уверенности. Перед началом сражения Ма Цзыхуэй убежденно сказал: «Время настало. Мы победим…»
— Прицеливайтесь, джигиты, не волнуйтесь, — обратился Заман к своим.
Солдаты Ма Цзыхуэя не стали занимать позиций, они с ходу пошли в атаку. Перестук кованых конских копыт по камням ложбины смешался с криками «Ша! Ша! Ша! Бей! Руби!» Полуголые, с повязанными вокруг голов голубыми лентами, солдаты Ма Цзыхуэя выглядели бесстрашными и грозными. Когда они достигли середины балки, раздался звонкий голос Замана:
— Стреляйте!
Застрочили — та-та-та-та-та! — удобно расположенные пулеметы, раздались прицельные залпы из винтовок, и вражеские солдаты, как подрезанные прутья, повалились с лошадей. Падали друг на друга кони, загораживали путь задним рядам. Наступавшие попытались пробиться вперед с обнаженными саблями, сгрудились в тесной балке, и воины Шамансура с высоких откосов повели такой губительный огонь, что, казалось, склоны обрушились на врагов, уничтожали их, и те, не зная, что делать — отступать или обороняться, — заметались в растерянности. Этим воспользовался эмир-сахиб Шамансур, он бросил в атаку конников резерва. Вырвавшись из зарослей кустарника и воздавая хвалу богу криками: «Аллаху акбар!» — они устремились на врага. Ма Цзыхуэй увидел, что сейчас будут истреблены на дне ложбины даже те солдаты, которые не расстроили своих рядов, и дал сигнал к отступлению.
Шамансур, видимо, удовлетворился победой или посчитал ошибкой преследовать Ма Цзыхуэя — он вернул конников на прежние позиции. К тому времени село солнце. Прочитав над телами павших бойцов вечернюю и заупокойную молитвы, похоронив их, погрузив на лошадей захваченное в качестве добычи военное снаряжение, войско Шамансура с ликованием возвратилось в Янгисар.
— Мы добыли победу, — сказал за чаем Гаип-хаджи, — а Ходжанияз потерпел поражение.
— Не потерпел поражение, а отступил, — поправил его Заман.
— Отступает к Яркенду. Возвратиться в Кашгар его людям все равно что опоганиться, — ухмыльнулся Гаип-хаджи, еще сильнее выпятив грудь.
— Почему?
— Вам не понять. — Гаип-хаджи, как бы не считая Замана достойным собеседником, отмахнулся от его вопроса и повернулся к Шамансуру: — Возглавлять исламское войско нужно было поручить эмиру ил-сахибу вроде вас. Его превосходительство Сабит-дамолла и господа назиры впали в этом вопросе в заблуждение. Именно Ходжанияз привел нас к разгрому…
— Мой уважаемый брат Бугра тоже переоценил Ходжанияза, поверил ему — и вот последствия, — произнес Шамансур, с давних пор надеявшийся занять пост главнокомандующего. — Теперь этот человек бежит в Яркенд просить у нас приюта.
— Возможное дело, что президентский центр перейдет в Хотам…
— Непутевые слова, — отверг с досадой Шамансур. — У нас есть свое угодное аллаху правительство, которое управляет Хотаном и Яркендом.
В комнате воцарилось долгое молчание. Смысл высказываний Гаипа и Шамансура — оставить Ходжанияза в одиночестве, оттеснить в сторону — привел Замана в мрачное настроение. В Кумуле он думал, что всему противится Хатипахун, что если убрать завистника с глаз долой, дело наладится. Теперь он увидел, что Хатипахун по сравнению с Гаипом-хаджи, Касымом-хаджи и другими подобного типа «уйгурами» все равно что муравей перед слонами. Сомнение в этих людях с каждым днем у него усиливалось. Сейчас Заман больше страшился внутренней опасности, нежели внешней угрозы.
— Я заметил, — обратился к нему Гаип-хаджи, — что в сегодняшнем бою вы проявили отвагу. Во имя чего и для кого вы решились на такой риск?
— Не могу сказать, что я проявил отвагу, — ответил, подумав, Заман, — но я был готов отдать жизнь во имя родины.
— Конечно, это славно — пасть жертвой за родину. Но зачем же вы пытаетесь быть жертвой? — Гаип давно подозревал, что Заман подвержен влиянию материалистов, и постоянно присматривался к его житью-бытью. В черный список Гаипа было занесено и имя Замана. Сегодня, находясь в сторонке, он через бинокль наблюдал за боем и был даже восхищен доблестью Замана и его бойцов. «Вот такую отважную и усердную молодежь нужно склонить к себе. Стоит попытаться», — наметил он на будущее и пытался сейчас слегка прощупать Замана.