Переводчик перевел его слова. Но народ не поверил да и не мог поверить, потому что на протяжении трех лет Кашгар четыре раза переходил из рук в руки, обреченный на страдания от каждого нового властителя, а тот, кто сегодня намеревается прибыть как «великодушный отец», только вчера устроил бойню в Янгисаре и Кашгаре.
— Эй, люди! — еще громче прокричал кази. — Не зря говорят: «Кого брат возьмет, та и невестка твоя!» Га-сылин овладел Кашгаром, и теперь хозяин страны — он. Мы, как послушные подданные нашего господина, должны выполнять его повеления!..
— Этот круглый арбуз чуть перекатился и в дунганина превратился, — желчно проворчал Турап.
— Не оттого ли все беды, что среди нас появляется вот такая продажная пакость, — поддержал друга Тохти-уста.
— Похоже, достанется еще нам, несчастным!
— Вот именно, Динкаш. Никак наши дела на лад не идут, на удивление. Что ни предпримет народ, все болячками кончается.
Офицер в коляске понял, что на торжественную встречу Га-сылина народ можно выгнать только силой — по доброй воле он не пойдет. Дунганин сказал что-то находившемуся рядом коннику, тот передал приказ командиру отряда. Кавалеристы двинулись на толпу и погнали ее, как стадо. Турап под предлогом, что ему надо увести детей, пытался выбраться из толпы. Кавалерист ударил его по голове тупой стороной шашки. Дети, увидев кровь на лбу отца, заревели в голос, солдаты, выпустившие было их, вновь оттеснили мальчиков лошадьми в толпу и погнали дальше.
Глава шестнадцатая
Как муравьи разоренного муравейника, уйгурские воины все еще не были собраны воедино. Разгром у Чокан-яра, отход Ходжанияза под прикрытие Яркенда, гибель Шамансура, переход метавшегося из стороны в сторону Решитама с «карательпеками» под покровительство Ма Чжунина — все эти события обессилили армию Восточнотуркестанской республики. Не было сил ни для контрнаступления против Ма Чжунина, ни для того, чтобы противостоять приближавшимся с севера, как наводнение, войскам Шэн Шицая. От «Восточнотуркестанской исламской республики» осталось одно название.
Если Касым-хаджи, Гаип-хаджи, Оразбек были приверженцами Англии в «исламском правительстве» Сабита-дамоллы, то ферганские и ошские басмачи — Джаныбек, Юсуп-курбаши и Осман — служили дубинками в их руках. Гопур-хаджи и его приверженцы — типичные гоминьдановцы прокитайского направления. Остальные назиры — фанатичные исламисты, все они защищали интересы только высших слоев населения, хозяйские и свои личные.
«Исламская республика», не заслужившая у народа доверия, не отвечавшая духу времени, стала рушиться, как дом на песке. Одержимый идеей панисламизма, Сабит-дамолла в Ходжаниязе увидел ту силу, которой хотел воспользоваться в условиях военного времени для осуществления своих намерений.
Ходжанияз уважал Сабита-дамоллу как религиозного ученого, считался с его советами, однако не мог примириться с окружившими Сабита пришельцами извне вроде Гаипа-хаджи, совавшими всюду свой нос и чувствовавшими себя хозяевами. Особенную неприязнь Ходжанияза вызывали басмачи Джаныбек, Юсуп-курбаши, Осман, да и они платили Ходжаниязу тем же, относились к нему свысока — «с коня». Наивно-простодушному «президенту» оказалось не под силу уговаривать по любому поводу людей самых разных убеждений и взглядов, руководить ими. Не было ни единства мнений в руководстве, ни единства действий, не удалось собрать в один кулак и военные силы.
Три соперника сцепились в вооруженной схватке в Восточном Туркестане — Шэн Шицай, Ма Чжунин и Ходжанияз. Кто из них сыграет решающую роль?
Ходжанияз оказался в самом тяжелом положении, и перед ним встал неотвратимый вопрос — что делать? Он уединился с Махмутом Мухитом, не пригласив больше никого.
— Что дальше?.. Скажите хоть что-нибудь! — В его голосе прозвучали угрызения совести, раскаяние, скорбь и уныние. Ходжанияз с горечью обвинял себя в допущенных ошибках. «Вот к чему мы пришли. Неужели зря пролито столько крови, а?..» Он вздрагивал, и в глазах его сверкали огоньки исступления.
— Еще не все потеряно: у нас есть Хотан и Яркенд, — попытался утешить Махмут.
— Мы уступили Кашгар, наш оплот Кашгар! — простонал Ходжанияз, ухватив в кулак бороду. Казалось, он сейчас готов один врубиться в ряды врагов.
— Были ошибки и у нас, хаджи, — глубоко вздохнул Махмут Мухит. Последнее поражение сильно подействовало на него, темное лицо совсем почернело, однако Махмут крепился и напряженно старался найти выход из тупика. — Опыт подсказывает, — продолжал Махмут, собравшись с мыслями, — что в наших условиях недостаточно опираться только на собственные силы. Надо было с самого начала держаться за верных союзников.