— Уже два дня прошло, а я не могу дотронуться до нее. Что же делать? — спросил он у приглашенной в спальню сводни.
— Уйгурские девушки, — ответила опытная сводня, — выходя замуж даже за уйгуров, неделю плачут. Пусть сочжан успокоится: сегодня плачет, завтра будет в объятиях.
— У нее дурные намерения. Как бы не опозорила меня на свадьбе!
— Такой начальник, как вы, не справится разве даже с десятью девушками, а? — Сводня кокетливо ущипнула сочжана за нос с торчащими почти кверху ноздрями.
— Я хочу, чтобы на свадьбе она сидела рядом, улыбалась.
— Хорошо, сочжан. Я сделаю так. Когда на свадьбе вы будете пить, она будет подавать вам закуску, хе-хе-хе!
— Для того я торчал в этой голой степи! — Сочжан надел на мизинец сводни кольцо с рубиновым глазком.
— Будем считать это только началом…
Когда сводня незаметно, как кошка, вошла в комнату, Тажигуль, уткнувшись в подушку, горько плакала.
— Что вы делаете, ханум? — с поддельным удивлением спросила сводня. — Из-за вас взбудоражен мир, а вы плачете… Да такую шумную свадьбу сам ван-ходжа едва ли видел!.. Вставайте!
Она погладила Тажигуль. Девушке показалось, что змея скользнула по ее телу, и она, вздрогнув, совсем съежилась.
— Вставайте, ханум! Я так украшу вас нарядами, подаренными сочжаном, что ханские дочери позавидуют! Я хорошо знаю, какую одежду любят китайские чиновники…
Тажигуль бросила на нее гневный взгляд. Сводня умолкла. Задумалась, как теперь повернуть разговор.
— Что плохого в том, что он китаец? Его легко сделать мусульманином. Да и сам он ради тебя хочет примять ислам, — начала она лгать. — Не отпугивай птицу счастья! Эх, простушка, да чем выходить за дехканина, который с утра до ночи работает, как вол, и валяется в грязи, как осел, лучше выйти за такого почитаемого, как Чжан-сочжан, и наслаждаться его богатством… Эх, была бы я молода, сочжан моим стал бы, глупышка…
— Да от тебя, бесстыжая, и так несет вонью помоев десятков чжанов, ванов! — проговорила Тажигуль.
Сводня, услышав эти слова от сельской девушки, скромной простушки, как ей казалось, оторопела, но тем не менее не отступила.
— Да, сейчас у меня есть один недостаточек, хе-хе-хе… Но человек, понимающий толк, взял бы не тебя, а меня! — Она хотела возбудить любопытство Тажигуль и вызвать ее на разговор.
— Принарядись и выставь себя на базаре рабов, возможно, найдется покупатель из господ…
— Гордячка! — вскрикнула, как от укола, сводня, и поддельную улыбку на ее лице сменила нескрываемая ненависть. — Ну, погоди, толстокожая деревенщина… Ты не хочешь нежных слов — так будет тебе кнут!
— Если даже змеей, как кнутом, будешь бить, не соглашусь! Все равно я погибла теперь…
— Ты знаешь, в чьих ты руках?
— Знаю.
— Ну, так и не прощайся с жизнью. Скажи «хорошо», а делай все по-своему. Он же головы не поднимает от опиума. Будешь жить вольготно…
— Уйди… Прочь с глаз, подлая тварь! — закричала Тажигуль.
— Ты что, убить хочешь меня, непокорная? Хе-хе-хе… Повертись, повертись в этой тесной клетке!
— Сгинь с глаз, подлая!
— Пожалей своих родителей, — сказала у дверей сводня. — Если не покоришься, сочжан сгноит их в зиндане.
— Гадюка… не упоминай моих родителей! — крикнула Тажигуль и с воем бросилась на пол…
Приготовления закончились, начали съезжаться гости: китайцы, уйгуры, дунгане, казахи — и все не с пустыми руками. По китайскому обычаю подарки были обернуты в красную бумагу, на которой красовались свадебные иероглифы-символы — шуанси. Люди подходили к столу, записывали свое имя и вручали принесенное специально назначенному человеку. Старосты-шанъё и другие ставленники сочжана привели в подарок коней под отделанными серебром седлами.
Под разноцветным шатром поставлены были в ряд столики, ломившиеся от напитков и блюд китайской и уйгурской кухни.
Пир начался. Под дробь бубнов два молодых шафера вывели жениха — Чжан-сочжана с огромным, в тарелку, цветком на груди. А следом сводня и китаянка чуть не силой выволокли Тажигуль, одетую в красивое оливковое платье, с венком на голове.
— Двойная свадьба, двойная радость! — провозгласили традиционное свадебное приветствие чиновники-китайцы, женщины начали бросать под ноги жениха и невесты серебряные монеты, потом заискрились бенгальские огни и послышались оглушительные выстрелы хлопушек.