— Посмотри-ка на эти драгоценности — целое состояние! Какой щедрый этот Юнус!
— Не очень-то радуйся, подарки полагается отдаривать, — холодно бросил муж, умеряя ее восторги.
— Вот это уж ни к чему! С него довольно, что ты раз-другой покажешь ему белизну своих зубов!
— Не давай волю аппетиту. А то кусок застрянет в горле…
— Я забочусь о будущем, Шицай. Чего мы только не натерпелись! Забыл, как пили соевую воду? И зачем жить в этом собачьем краю, если нельзя себя обеспечить?..
— Повторяю еще раз: не жадничай — споткнешься через неделю.
— Ах, как надоела твоя осторожность! Я ведь забочусь о твоих детях. Пришел час — наполняй орехами карман…
— Не торопись. Вначале нужно пустить корни поглубже, а там все легко пойдет.
— Наконец-то ты заговорил разумно, милый мой…
— И ты наконец-то не споришь со мной… Нас пригласили на званый обед.
— Куда?
— К уйгурским баям.
— Вот как… Значит, надо одеться хорошенько.
— Напротив. Не выряжайся, как жены других чиновников.
— Почему?
— Если ты будешь держать себя попроще, жены чаньту начнут льнуть к тебе. И я легче найду путь к сердцам их мужей.
— Поняла…
— На обеде много не говори. Пусть болтают другие.
— Для тебя и обед — политика?…
— Мы должны использовать каждую возможность… Так вот, повторяю: меньше говори — наблюдай за другими и слушай…
Глава седьмая
Цзяюйгуань — городок-крепость на стыке провинций Ганьсу, Цинхай и Синьцзян, на самой границе уйгурских и китайских земель. Здесь, в этом городке, скапливаются огромные массы переселенцев, выходцев из внутренних районов Китая, чтобы совершить последний, самый трудный бросок на запад. Много людей погибает при переходе через пустыню, но голод и безысходная нужда-толкают их в этот тяжкий путь, в конце которого, по слухам и легендам, каждого ждут необъятные участки плодороднейшей земли, сытость и богатство.
У Пазыла в Цзяюйгуане было свое важное дело. Потому-то и прибыл он сюда после полудня, на «джипе» Ма Чжунина. И хотя стоял еще апрель, на узких улочках было душно, пыльно и многолюдно. Навстречу нескончаемым потоком двигались люди, прикрывавшие жалкими лохмотьями лишь нижнюю часть тела, — с нищенскими узелками, с привязанными за спиной ребятишками. Серые, как апрельская пыль, лица, впалые, лишенные жизни глаза, выпяченные ребра…
— Что это за люди? — спросил Пазыл у шофера-дунганина, когда пришлась притормозить: поток стал так плотен, что, несмотря на настойчивые гудки, пробиться сквозь него оказалось невозможно.
— Пробираются в Синьцзян, — ответил шофер.
— Бездомные… Неужели они надеются дойти?
Шофер пожал плечами.
— Эти бедняги довольно выносливы. Могут питаться травой и корнями.
Людская масса двигалась вплотную к машине, обтекая ее с обеих сторон. «Сколько трупов останется в сухих, горячих песках впереди…» — думал Пазыл.
Наконец толпа немного поредела, можно было продолжать путь. Хозяин постоялого двора, увидев шофера в военной форме, поспешно распахнул ворота.
— Прошу, прошу, дорогие гости, — пригласил он, склонив голову.
— Найдется свободная комната?
— Все заняты, не знаю, что и делать…
— Ночевать мы не останемся.
— Тогда отдохните в моей комнате. — Хозяин помог Пазылу выйти из машины, а затем провел приехавших к себе.
— Есть ли среди постояльцев синьцзянцы? — спросил Пазыл, поперхнувшись спертым воздухом комнаты.
— Были, но сегодня утром уехали, — ответил хозяин, открывая окно.
— Куда?
— В Кумул. Это были люди известного бая Юнуса.
— Не было ли среди них одного молодого джигита?..
— Как же, как же. Его зовут Замани, очень приятный господин. Он меня хорошо отблагодарил, — не без намека сообщил хозяин.
Пазыл попросил чаю. Утолив жажду, он отправился в город.
На маленьком базарчике народу было битком. С трудом протиснувшись сквозь толпу, Пазыл остановился перед низеньким ларьком. Очкастый китаец, торговавший лекарствами, заметив Пазыла, перескочил через прилавок.
— Не верю глазам! Откуда ты вдруг появился? — Он завел Пазыла к себе в лавку. — Садись, вот удобная скамейка. Ты только приехал?
— Да. Как поживаешь, дружище?
— Хорошо. Вот, сам видишь, чем занимаюсь, — Лопян показал на разложенные вдоль прилавка лекарства. — Пройдем лучше внутрь. При таком шуме невозможно разговаривать. — Он отодвинул ширму, прикрывавшую угол, и провел Пазыла через узкий — можно было идти только боком — проход в маленький, как кошма, дворик. — Не удивляйся, в этом дворе еще просторно. Видишь, с одной стороны торговая лавка, с другой — жилые дома. Соседи куда-то ушли, а то бы из этих четырех дверей вылезло десятка два ребятишек, — сообщил Лопян.