— Очень хорошо, — похлопал Сопахуна по спине Ма Чжунин и тут же, взяв у адъютанта маузер в деревянной кобуре, подал Сопахуну.
— И монгольский джигит достоин награды, — Пазыл подарил монголу свой наган. — Пусть это будет залогом дружбы наших бокя.
Два богатыря сердечно обнялись.
По обычаю каждому борцу поднесли пиалу с кумысом.
— Пусть ваши души будут светлыми, как этот белый кумыс, а сила будет такой, как эти горы, — сказал Ходжанияз.
— До нынешнего дня никто меня не побеждал. Ты свалил меня. Ты настоящий парень. Вот это я получил в прошлом году в Тарбагатае, одолев тридцать джигитов, — дарю! — Монгол снял с шеи золотую медаль с изображением беркута. Повесив ее на шею Сопахуна, он добавил: — Будем друзьями!
Тем временем ребятишки принесли пойманных ворон.
— Выходи, кто умеет стрелять! — крикнул Ходжанияз.
Вышло человек пятнадцать.
— Условия такие. Каждый стреляет подряд в двух птиц. Кто не промахнется, получит награду!
Состязание началось. Только два уйгура, дунганин и казах попали подряд в двух летевших ворон.
— И на том спасибо. Очень трудно попасть влет, — похвалил стрелков Ходжанияз.
— Ходжа-ака, теперь наш с вами черед!
— Попытаем счастья, окям Га-сылин.
— Первым стреляете вы, Ходжа-ака.
Ходжанияз поднял винтовку не сразу, как другие, вместе с взлетом вороны, а дал ей отлететь повыше. Когда он выстрелил, птица, словно яблоко с ветки, упала прямо в центр круга. Раздались возгласы одобрения.
Ма Чжунин подбил ворону из маузера, положив его ствол на согнутую левую руку. На этот раз торжествующе загалдели дунгане. Ведь попасть из маузера куда труднее, чем из винтовки! Ходжанияз огорчился. Он пожалел, что стрелял не из маузера. И тут Пазыл, заметивший парившего в небе коршуна, сказал:
— А ну, попробуйте попасть в него!
Ходжанияз, вскинув винтовку, выстрелил мгновенно, птица камнем пошла вниз.
— Хао, Ходжа-ака… Вот это меткость! — вынужден был признать Ма Чжунин.
Игры продолжались до позднего вечера. Молодухи и девушки пели песни. Давно уже ни сам Ма Чжунин, ни его солдаты не отдыхали так весело.
Перед сном состоялось небольшое совещание. Обсудили сообщение дозорного отряда Асылкана и вести, полученные от чабанов.
— Будем штурмовать Жимисар! — предложил Ма Чжунин.
— Это что-то новое, — заявил недовольно Ходжанияз.
— Во-первых, Жимисар ближе, во-вторых, там мало сил, — настаивал Ма Чжунин.
— К чему гнаться за легкой победой? Ведь мы отдалимся от Кумула, — сказал Пазыл.
— Пройдя через Жимисар, мы выйдем навстречу Доу Цзигану к Яттыкудуку и отрежем Кумул от Урумчи, — разъяснил Ма Чжунин, проведя на карте линию.
Никто ему больше не возражал.
Два всадника мчались по каменистой дороге. Мелкие камешки сыпались из-под копыт на обочину, как град. Кони скакали, вытянув шеи. Передний всадник, судя по всему чабан, ловко держался в седле — он как бы слился с конем в одно целое. Зато второй выглядел плачевно: поводья он привязал к локтям, руки словно приросли к луке седла, он полулежал на нем. Шапка, видимо, слетела где-то в пути, и по ветру развевались, как змейки, длинные волосы, заплетенные в косички.
На небольшом пригорке передний всадник остановился, спешился и поймал поводья коня своего спутника.
— Передохнем немного, дажэнь? — предложил он.
— Нельзя, — кое-как вымолвил чиновник и пугливо обернулся. Он торопился уйти от Ходжанияза и добраться до Жимисара.
Джигит-чабан поправил скосившееся под чиновником седло, подтянул подпруги, и они поскакали дальше.
Сяньчжан Цао, жимисарский уездный начальник, принимал у себя начальника гарнизона с женой. После вечерней трапезы они, как обычно, засели за мацзян — игру в кости с картами.
Сяньчжану не везло.
— Ну что ж, отыграетесь во втором круге. — Начальник гарнизона придвинул к себе очередной выигрыш.
— Нет, сегодня не отыграться — вам очень везет.
— Зато до этого я проигрывал семь дней подряд и совсем было пал духом. Пусть хоть раз повернется ко мне лицом удача! — притворно вздохнул начальник гарнизона.
Их прервал звон колокола. Все всполошились, ибо медный колокол у входа звенел лишь тогда, когда кто-нибудь хотел довести до сведения начальника уезда не терпящее отлагательства сообщение.
— Пойдемте узнаем, что случилось, — предложил начальник гарнизона.
Он приказал привести поднявшего тревогу. Это был чиновник, несмело скакавший на лошади. Бросившись в ноги сяньчжану, он, заикаясь, выдавил единственное слово: