Сегодня все улицы и тупики Кумула чисто подметены, политы водой. Жители извлекли из сундуков праздничные одежды и принарядились — женщины и мужчины, старики и молодые. Радостное чувство упоения свободой влечет всех на улицы. А там звуки литавр — гум-галан, гум-галан, галан-галан-гум, — будто опережая друг друга, несутся с балкона дворца кумульского вана, сзывая народ на праздник.
Сегодня дворец ломился от простого люда, а ведь сюда допускались только беки да сборщики податей. Для угощения победителей зарезали десятки коров, сотни баранов. В огромных черных котлах варилось мясо, поспевал плов, в тандырах пеклись ароматные лепешки и самса, на мангалах жарились жирные, сочные шашлыки…
На площади перед дворцом под звуки литавр танцевали «кумульский санем», в танце по обычаю участвовали и женщины, и мужчины. Кто-то из танцующих воскликнул:
— Слава Гази-ходже!
Другие голоса подхватили:
— Салам Гази-ходже!
— Станем воинами Гази-ходжи!
— Если умрем — погибнем за правое дело! — полетели громкие крики над толпой.
Пазыла, пробиравшегося сквозь толпу, потянул за рукав один из бойцов отряда:
— Пазыл-ака, Пазыл-ака, в медресе переполох…
Когда они вошли в медресе, то увидели, что главный мулла — Хатипахун — вместе с четырьмя-пятью имамами, собрав полсотни пожилых китайцев и китаянок, принуждает их принять мусульманство и произнести слова молитвы: «Аллаха илалла, Мухамадул расулилла». Китайцы, дрожа от страха, лепетали:
— Ла… ла… ла…
Пазыл громко рассмеялся.
— Не смейтесь, афандим, — с укором сказал Хатипахун. — Дорога исламу теперь открыта, и наш долг наставить на путь истинный этих неверных.
— Кто же открыл дорогу исламу? — насупил брови Пазыл.
— Гази-ходжа, разумеется, иншалла…
— Если вы хотите открыть дорогу исламу, пойдемте, я дам вам винтовки. Вы будете сражаться с врагом, как и мы!
— Не все… могут держать… ружья, — пролепетал, заикаясь, Хатипахун.
— А мучить мирное население? Это вы можете?..
— Мы хотели совершить благородное дело…
— Глупцы! Такие глупцы могут испортить все дело! Наша цель — не обратить в ислам иноверцев, а освободить трудовой народ от общих угнетателей. Вы же хотите натравить трудящихся друг на друга… Отпустите их!
— О пророк…
— Мы подняли оружие против гоминьдановцев. Мирное население не враг нам! Если вы снова затеете что-нибудь подобное, я вас проучу! — прикрикнул Пазыл и отпустил китайцев по домам. Те, обрадованные, без конца благодарили Пазыла, кланяясь чуть не до земли.
А Хатипахун поспешил к Ходжаниязу жаловаться на «неверного» Пазыла.
Сато появился перед Ма Чжунином внезапно, будто из-под земли.
— Вы, наверное, не ждали меня, Га-сылин? — спросил он после приветствий.
— Сказать честно, даже не думал, что наша встреча здесь возможна.
— Вы ошиблись, дорогой друг. Мы просто все время держали вас в тени, как духа жалости.
— Да ну? — с нескрываемой издевкой переспросил Ма. Его укололи слова «дух жалости».
— Конечно! Бросить в беде такого друга, как вы, было бы недостойным делом. Наступило время протянуть руку помощи — и вот я здесь. Или вы считаете нашу встречу излишней? — вдруг спросил Сато.
— Почему же… Но что касается «беды», то не понимаю, о чем вы говорите, на что намекаете. Результаты наших военных походов заслуживают иной оценки.
— Гордиться и радоваться еще рано, Га-сылин, — начал поучать Сато, словно учитель ученика. — Две-три случайные победы не решают дела.
— Случайные? — Ма Чжунин покраснел от гнева. «Как распоясался этот коротконогий японец!» — подумал он.
— Скромность иногда не вредит, Га-сылин, — Сато уловил настроение Ма Чжунина. — Никто не отрицает вашу доблесть в бою. Но и ошибок допущено немало.
— Ош-шибок?..
— Да. Ошибок. В методах работы.
— Например?
— Во-первых, — заговорил спокойным, уверенным тоном Сато, — ваша собственная прямолинейность и грубость ваших единомышленников насторожили Пазыла, Ходжанияза. Теперь они, если даже останутся вашими спутниками, всегда будут держать нож при себе…
— Ха!.. — вскочил с места Ма Чжунин.
— Во-вторых, — продолжал Сато, — вы отпугнули местное население, вместо того чтобы привлечь к себе. Опираясь на одних дунган, вы ничего не добьетесь. — Сато помолчал немного, а потом продолжал: — Надо было довольствоваться золотом и деньгами, взятыми из банков Жимисара, Кумула, и подарками баев. А вы? Перегнали в Цинхай захваченный скот — коней, коров, баранов, верблюдов — и посеяли в народе недоверие. Какой толк от спешки? Возьми вы в свои руки Синьцзян, богатство не ушло бы от вас. Или я ошибаюсь, дорогой Друг?