— Садитесь, шангун, наверное, устали.
— Благодарю, господин министр, отец мой. — Юнус сел.
— Шэн-сяньшэн вам знаком? — спросил министр таким тоном, будто и в самом деле не знает этого.
Юнус только теперь увидел Шэн Шицая и, вскочив, поздоровался с ним.
— Да, мы беседовали, — ответил Шэн.
— Очень хорошо. — Министр протянул Юнусу сигареты «Хадамин».
— Я могу сообщить, господин министр, что он произвел на меня хорошее впечатление, — добавил Шэн Шицай.
— Да, да, — доброжелательно поддакнул тот, — я очень рад этому.
— Я так благодарен, что вы уделили мне внимание, — встал с места Юнус.
— Сидите, что вы, мы же свои люди, не так ли, Шэн Шицай?
— Конечно, конечно! Я давно считаю себя синьцзянцем.
— Меня весьма печалит судьба синьцзянского народа, — вздохнул министр, как бы думая вслух. — А таких уважаемых людей, как вы, я люблю…
— Спасибо, большое вам спасибо! — Скрестив руки на груди, Юнус склонил голову.
— Садитесь, шангун. Мы знаем, какими хорошими людьми были ваши родители, мы знаем ваши ум и способности… И подобно тому как находят в грудах песка бриллиант, мы выбрали вас из массы людей…
— Я всегда готов! — вскочил Юнус, как солдат, отдающий честь командиру.
— Господин Шэн Шицай назначен в Синьцзян, надеюсь, вам это известно?
— Да, да, я слышал…
— Так вот, я рассчитываю на вас: только вы можете быть ему опорой.
— Это великая честь для меня, отец родной! — опять поднялся Юнус.
На сей раз встал и министр, прошел к бамбуковому шкафу, извлек небольшую шкатулку, вынул из нее золотую авторучку и кинжал в инкрустированных ножнах.
— Пусть это перо послужит вам в делах канцелярских, а этот кинжал — во всех прочих, — торжественно сказал министр.
Юнус схватил подарок, упал на колени и начал целовать руки своего благодетеля.
Затем все трое долго беседовали за легким завтраком. Господин министр и Шэн Шицай со свойственной китайцам неторопливостью задавали один вопрос за другим, и Юнус, насколько мог обстоятельно, рассказывал о природных условиях Синьцзяна, древних родах, национальном составе населения, жизни и обычаях народа, об особенностях религии, о знатных и богатых людях, о торговых и культурных отношениях Синьцзяна с Советским Союзом…
После завтрака оба благодетеля дали Юнусу напутствие, нарисовав светлую картину его процветания под их покровительством, и проводили восвояси.
— Пусть это будет пока что наша последняя встреча, Шэн-сяньшэн, — сказал министр, когда они остались вдвоем, — мне необходимо сегодня же вернуться в Нанкин.
— И я покончил с делами.
— Всегда помните, что там, на месте, вы должны быть в военных делах Цзо Цзунтаном[10], а в административных — Лю Цзинтаном[11].
Шэн Шицай склонил голову в знак согласия. Эти недвусмысленные слова стали как бы первой ступенью в его новой военной и административной карьере.
Так во французском доме в Шанхае завязался тугой узел и без того сложной судьбы Восточного Туркестана.
Глава третья
— Чжан-сочжан[12] прибыл!
— Чжан-сочжан?
— Да-а!
— А где он?
— Где же еще, как не в доме толстопузого старосты-шанъё![13]
— Один, что ли?
— Какое там! С солдатами!
— Ой, тяжко будет!
— Тише, не накличь беду, братец!
— Нужно добро прятать подальше…
— Девок и молодух с глаз долой — скорее!..
Дехкане небольшого селения Араторук, что на северо-востоке от Кумула (Хами), были в панике. Люди прятались в домах, закрывали накрепко двери. При одном только имени «Чжан-сочжан» у них поднимались дыбом волосы. И не успел Чжан прибыть в селение, как всех охватила тревога, опустели дворы и улочки, каждый дрожал за свое скудное добро и просил милости у бога.
Ночь прошла в страхе и молитвах. А на рассвете, едва служитель мечети вернулся с утренней молитвы, посыльный обежал дворы с приказанием главам семей собраться к шанъё.
Всегда послушные, дехкане отправились, даже не позавтракав. Люди шли с опущенными головами, сердце каждого сжималось в тоскливом ожидании несчастья. Скоро во дворе старосты собрались все, но начальство не спешило показаться. Дехкане безропотно ждали.
Прошло около трех часов, а Чжан-сочжан все сидел у шанъё, и никто не посмел высказать малейшее недовольство, хотя у многих устали ноги и ломило в пояснице. Да и кто осмелится хотя бы пикнуть? И без этого над кем-то сегодня просвистит бич, чьи-то руки попадут в колодки, чьи-то ноги закуют в кандалы… Одни лишатся земли, другие — лошадей…
10
Цзо Цзунтан — китайский генерал, в 1875–1878 годах потопивший в крови восстание народов Восточного Туркестана. Жестокость его карательных операций вызвала нарекания даже со стороны цинского двора.
11
Лю Цзинтан — первый губернатор провинции Синьцзян, образованной в 1884 году из Восточного Туркестана и Джунгарии после кровавого подавления там восстаний местного населения. Провел ряд административных мероприятий, поставивших местное население под строжайший военно-полицейский контроль.
12
Сочжан — в данном случае начальник полицейского участка, осуществлявший надзор за несколькими селениями.