— Не уйдет. И потом, мы еще будем рады ее присутствию, когда появятся снежные скорпионы.
— Опять ты об этих скорпионах. Ты уверен, что они не плод твоего воображения? Эти места выглядят пустынными, как заброшенное кладбище.
— Они выжидают, — сказал он. — Они знают меня и Вулу. Много раз они пытались проверить нашу бдительность — и каждый раз оставляли на снегу трупы. Поэтому они просто следят за нами и выжидают.
— Моя пушка справится с ними, — я показал ему официально разрешенное огнестрельное оружие, которое было у меня на виду. Он вежливо осмотрел его.
— Снежный скорпион умирает нелегко, — заметил он.
— Эта штука бьет, как пушка, — уверил я его и продемонстрировал эффективность пистолета, отстрелив верхушку скалы ярдах в двадцати от нас. Между деревьями заметалось мощное эхо: «Кар-ронг! Кар-ронг!» Он чуть улыбнулся.
— Все может быть, Карл Паттон.
Эту ночь мы провели в лесу.
На следующий день ходьба наша стала иной с самого начала. На открытом месте намело снега, он замерз и покрылся коркой, выдерживающей мой вес, но ломающейся под ногами великана и его собаки. Теперь я уже не плелся сзади. Я возглавлял процессию, а Большому Джонни приходилось тяжеловато, когда он вынужден был последовать за мной. Он не жаловался и, казалось, не задыхался слишком сильно. Он просто продвигался вперед, то и дело останавливаясь подождать, пока его милый песик догонит его, и каждый час устраивал привал.
По мере подъема местность становилась все более и более открытой. Пока мы шли по лесу, вокруг были деревья, но все же вокруг была жизнь и притом почти земного типа. Можно было обманывать себя, представляя, что где-то вон за тем перевалом увидишь дом или дорогу. Но только не здесь. Перед нами расстилалось теперь совершенно голое снежное поле, чужое, как поверхность Юпитера, украшенное только тенями окружающих горных вершин. А впереди над ним нависал ледник, выделяясь на фоне темного неба, сахарно-белый в лучах заходящего солнца, пестрящий зеленовато-голубыми тенями.
Часа через три великан вдруг указал мне на что-то позади нас. Это было похоже на россыпь черного перца на белой скатерти.
— Стая скорпионов.
— Если будем стоять и смотреть на них, нам никогда их не обогнать, — проворчал я.
После этого мы непрерывно шли на протяжении десяти часов, поднялись и перевалили через один хребет, потом через второй, еще более высокий, и только тогда он попросил сделать привал. Уже надвигались сумерки, когда мы устроили свой лагерь в снежном сугробе, если только можно назвать лагерем пару нор, вырытых в снегу. Великан разжег небольшой костер и разогрел суп. Мне он, как всегда, налил солидную порцию, а себе и собаке оставил, на мой взгляд, даже меньше, чем нужно было.
— Как у нас с припасами? — спросил я.
— Все в порядке, — только и ответил он.
Температура понизилась до минус девяти градусов по Цельсию. Он вытащил свой плащ — шкуру какого-то сверхбарана, расцвеченную черными и оранжевыми полосами, — и закутался в него. Пес и он спали вместе, тесно прижавшись друг к другу, чтобы было теплее. Я отклонил приглашение присоединиться к ним.
— С моей циркуляцией все в порядке, — сказал я. — Обо мне можно не беспокоиться.
Но, несмотря на свой скафандр, проснулся я дрожа и был вынужден переключить свой термостат на усиленный обогрев. Верзиле же, кажется, холод был нипочем. Впрочем, благодаря своим габаритам он имел одно преимущество. На единицу его веса у него приходилось меньшая площадь излучающей тепло поверхности. То есть мороз его не проймет, если только не случится ничего непредвиденного.
Когда он разбудил меня, стояли глубокие сумерки. Солнце уже почти скрылось за вершинами гор на западе. Нам предстояло подниматься по склону, покрытому снегом, под углом градусов тридцать. Хотя по пути нам должно было попасться немало скальных выступов и обледеневших участков склона, которые делали продвижение вполне возможным, шли мы довольно медленно. Стая, идущая по нашим следам, стала нас догонять. Пока мы спали, они, по моим подсчетам, сократили разрыв между нами до десяти миль, рассыпавшись широким полукругом. Мне это не понравилось. Подобные действия предполагали в наших возможных противниках больше разума, чем хотелось бы от них ожидать, учитывая те изображения снежных скорпионов, которые мне приходилось видеть. Вула, обернувшись, вытаращила глаза, оскалила зубы и завыла, глядя на наших преследователей. Великан же продолжал идти медленно, но упорно.
— Так как же насчет этих самых?.. — спросил я на следующем привале. — Будем ждать, пока они нас нагонят? Или засядем где-нибудь в таком месте, где хоть спина у нас будет прикрыта?
— Они еще должны добраться до нас.
Я посмотрел назад вдоль склона, по которому мы поднимались, кажется, уже целую вечность, и попытался прикинуть на глаз разделяющее нас расстояние.
— Никак не далее пяти миль, — заметил я. — И они уже давно могли бы быть гораздо ближе. Чего они еще ждут?
Он посмотрел вперед и вверх на высокий хребет, возвышающийся в двух милях от нас.
— И они правы. Но они там тоже сдадут, Карл Паттон, хотя, возможно, и не так сильно, как мы.
Он произнес это совершенно равнодушно, как будто рассуждая о том, стоит ли завтра устраивать пикник.
— Разве это тебя не волнует? — спросил я. — Разве ты предпочитаешь, чтобы стая голодных пожирателей мяса прижала тебя на открытом месте?
— Это у них в крови, — просто ответил он.
— Не терять мужества хорошо, пока не рискуешь потерять все остальное. А как ты насчет того, чтобы организовать засаду? Вон там, — я указал на россыпь скал ярдах в ста впереди.
— Они не полезут туда.
— О’кей, — сказал я. — Будем считать, что ты опытный проводник-абориген, а я просто — турист. Сыграем по предложенным тобой правилам. Но скажи, пожалуйста, что нам делать, когда настанет ночь?
— Скоро взойдет луна.
В течение следующих двух часов мы покрыли всего около трех четвертей мили. Теперь подъем был уже градусов сорок пять. Сыпучий снег при каждом шаге струйками сыпался из-под ног. Если бы не мой скафандр, не знаю, как бы я вынес все это, даже при сравнительно небольшом тяготении. Здоровяшка Джонни теперь все чаще и чаще прибегал к помощи рук, а пыхтенье пса прямо-таки надрывало сердце.
— Сколько лет псу? — спросил я, когда мы лежали на спине во время следующего привала. Мои попутчики с трудом пытались надышаться тем, что для них было очень разреженным высокогорным воздухом, а я же старался как можно более правдоподобно имитировать те же усилия, хотя на самом деле дышал обогащенной смесью, исправно поставляемой коллектором скафандра.
— Три года.
— Это около тридцати пяти стандартных. А сколько же… — я спохватился и тяжело задышал, — сколько же они обычно живут?
— Никто… не знает.
— Что ты имеешь в виду?
— Псы из этого рода… погибают в бою.
— Похоже, что и ей этого не миновать.
— Она будет… только благодарна за это.
— Такое впечатление, что она до смерти перепугана, — сказал я. — И до смерти измотана.
— Она устала, это верно. Но страха… она просто не может знать.
До того, как стая решила, что настало подходящее время для нападения, мы успели пройти еще три мили.
Пес первым почувствовал опасность. Собака завыла, как раненый в брюхо слон, бросилась футов на двадцать вниз по склону и встала между нами и ими. Трудно было представить себе более невыгодную для обороны позицию. Единственным нашим преимуществом было то, что мы располагались выше. Мы стояли на участке замерзшего снега, очень покатом, похожем на скат крыши. Великан своими гигантскими ножищами стал вытаптывать площадку, придавая ей форму круга.
— Кретин чертов, лучше бы ты насыпал снег кучей! — заорал я. — А ты вместо этого роешь нам ледяную могилу!
— Делай, как я… Карл Паттон, — задыхаясь, ответил он, — если тебе дорога жизнь.
— Нет уж, спасибо, я лучше останусь наверху.
Я выбрал местечко слева от него и собрал несколько кусков льда, сделав нечто вроде бруствера. Потом я долго и демонстративно проверял свой пистолет (разрешенный законом) и в то же время незаметно настроил незаконный кратерный пистолет на максимальную дальность боя самым узким лучом. Сам не знаю, почему я скрывал его так тщательно. Верзила наверняка не имел ни малейшего представления о разнице между легальным и контрабандным оружием. Может быть, я руководствовался инстинктом, подсказывающим мне, что туза лучше всего придержать в рукаве.