На этом и порешили. В этот день впервые разнесся по аулу добрый, ободряющий слух: наконец-то нашлись храбрые люди, которые покончат с каптаром!
С тем самым каптаром, из-за которого почти половина шубурумцев ушла, рискуя жизнью, по скользким зимним тропам из родного аула; ушла, даже не взяв никаких документов в сельсовете: Мухтар давно перестал давать справки…
По пути домой Хамзат возле больницы встретил Айшат и подошел.
— Ты еще смеешь ко мне приближаться?! — возмутилась Айшат.
— Да, смею! Потому что ради тебя рискую жизнью, — возразил Хамзат.
— Не стоит!
— Клянусь, я поймаю его!
— Кого?!
— То животное, которое называют каптаром. Поймаю и притащу к тебе.
— Да зачем он мне?
— Чтоб ты стала моей женой. Твой отец только что дал слово.
— Этого не будет, даже если пригонишь целое стадо каптаров!
— Увидим! Прощай, Айшат. И помни, если я погибну: «…он меня любил, он мне единой посвятил…»
Дальше Хамзат не мог вспомнить и потому поторопился уйти. И все-таки сегодня он чувствовал себя героем. Даже не подумал о том, что, поймав каптара, быть может, опровергнет собственную диссертацию: ведь сила и новизна его мыслей и суждений в значительной мере покоилась на полном отсутствии достоверных сведений о снежном человеке. Зато каким-то чутьем Хамзат ощутил, что этот пришелец Касум неравнодушен к Айшат, и оттого воспламенился вдесятеро. Странное чувство ревность! Порой она заставляет человека забывать самого себя и совершать поступки, в другое время ему не свойственные. Вот и сейчас, уходя, он грозно добавил:
— Берегись, Айшат, если ты с кем-нибудь…
— Иди, иди! Не тебе приказывать, не мне слушать.
— Хорошо! — многозначительно промолвил Хамзат и наконец ушел.
Когда Айшат вернулась домой, она увидала, что Касум укладывает свой рюкзак, и, признаться, растерялась; до сих пор она говорила с ним коротко, все больше на ходу, не останавливаясь. Не раз чувствовала его пристальный взгляд, понимала, что он хотел бы ее задержать, остановить, сказать что-то хорошее, ласковое. И потому торопилась уйти… Но сейчас, когда он укладывает вещи… Вот уедет, и уже никогда не придется поговорить: все, что могло бы… Все останется в прошлом!
— Уезжаешь? — спросила она с невольным укором.
— Думаешь, я должен навсегда остаться в этой дыре?! — мрачно отозвался Касум.
— Не думаю! — дерзко ответила Айшат.
— И хорошо! Я б удивился, если б ты сказала — останься.
Касум посмотрел на Айшат.
— А зачем я должна это говорить?
— Я не сказал, что должна…
— А может быть, скажешь?
— Не скажу! Я не наглец и не насильник! — вдруг взорвался Касум.
Эти слова напомнили Айшат ночь, когда он впервые появился в их сакле. Девушка покраснела: стало стыдно перед очевидцем отвратительной сцепы…
Молча ушла Айшат в свою комнату.
А Касум уже горько жалел, что был неласков, оборвал разговор; придется ли им еще говорить друг с другом? Так всегда бывает в жизни: летом мы не пользуемся его благами, ворчим, что жарко или сыро, жалуемся на мошек, муравьев, пыль… Наступает зима — и мы страстно мечтаем о лете, раскаиваемся и клянем себя, что упустили так много теплых солнечных дней…
Когда Айшат снова вышла на веранду, Касума уже не было. «Неужели уехал не попрощавшись?!» — подумала Айшат и горько вздохнула.
— Он уехал, — сказала она отцу за обедом.
— Кто?
— Наш гость.
— Это я его отправил, — сказал Мухтар.
— Ты выгнал гостя?! — Айшат удивленно взглянула на отца.
— С какой стати его выгонять? — возразил Мухтар. — Парень настоящий, образованный, умный, красивый; по секрету могу тебе сказать: неженатый…
— А мне все равно…
— А вот ему отчего-то не все равно. О тебе расспрашивал…
Мухтар исподтишка наблюдал за дочерью.
— Когда?
— Это было давно. Не тревожься, дочка, он не уехал; он отправился ловить каптара… А я, понимаешь, как мальчишка, сболтнул что-то такое, о чем теперь жалею… Обещал, что выдам тебя за того…
— Это мне уже известно, — сказала Айшат.
— Откуда?
— Земля слухом полнится.
— Это, конечно, несерьезно, но и слово не воробей…
— А вдруг его Али-Хужа поймает? Тогда что? — улыбнулась Айшат.
— Нет, доченька, ты — это ты; во внутренние дела твоего государства я не вмешиваюсь.
— Да и не имеешь нрава.
— Право-то я имею и непременно вмешаюсь, если будешь криво поступать в жизни… Не забывай, что, как говорится, у хромого и тень хромая!