Внутренняя природа Немого, взращенная в постоянном одиночестве, под сенью таинственного облачения, была для нас непостижима. Жизнь Васи была окружена пеленой, она одевала его разнообразными, неведомыми покровами, укрывала от нас какой– то невещественной тканью, куда открытый доступ невозможен.
С возрастом, размышляя о том времени, общении с глухонемым, прихожу к мысли о том, что отличало Васю от нас, слышащих и говорящих. Прежде всего – сдержанность Немого. Она оберегала его душу от ненужной накипи, которая в виде информации, через слово не всегда была полезной. Он же через внешние впечатления отбирал лишь элементарную, необходимую часть информации, но даже эта часть дозировалась в его разуме и чувствах, прививая душе мудрость, приучая волю повиноваться лишь тому, что подобно ей, духовно по своей природе. Он, в отличие от нас, сдерживал свои чувства, но и они не всегда были в безмятежности. Вспоминаются разные случаи.
В середине 60-х годов прошлого века в наше село приехал талантливый музыкант, в прошлом военный, участник войны. Он организовал из учащихся 5-6-х классов духовой оркестр. Тогда подобные оркестры были почти в каждом селе. Сегодня, наверное, они наличествуют не в каждом областном городе. Через год мы уже играли на танцах, участвовали в концертах, приглашали нас и на свадьбы, иногда мы сопровождали скорбную процессию на кладбище, играя похоронный марш Шопена. Все это мы делали бескорыстно. Немой почти всегда наравне с нами присутствовал на всех мероприятиях.
Вася, когда мы играли танцевальную музыку, садился рядом с оркестром и наблюдал за танцующими. Во время концерта, когда мы играли полонез М. Огинского «Прощание с родиной», Немой плакал. Как он чувствовал музыку, будучи глухонемым, для нас было загадкой, видимо, ритмы ударных басовых инструментов ощущались им через тело, как ощущает прикосновение пальцев слепоглухой посредством тактильного языка.
Однажды во время танцев произошло следующее: школьница восьмого класса, стараясь выглядеть старше своих подростковых лет, приделала к своему платью вырезанную из старой фуфайки подкладку, увеличивающую нижнюю заднюю часть тела. Можно себе представить девичью радость, когда она крутилась перед маленьким зеркальцем, любуясь собой. Она смотрелась в зеркальце, поворачиваясь во все стороны, думая поразить своим видом мальчишек школы. И как же мало нужно девчонке для счастья. Танцевали фокстрот, девчонка млела от удовольствия, и в это время подкладка выпала из-под платья. Присутствующие в танцевальном зале зашлись от смеха (не все, конечно, некоторым было жалко школьницу), а Вася Немой подобрал подкладку, валявшуюся посреди зала, и вышел с ней на улицу к рыдающей девчонке... Немой любил присутствовать во время репетиций духового оркестра, когда мы разучивали произведение какого-либо композитора.
После репетиций мы играли на других инструментах, часть ребят освоили игру на баяне, аккордеоне, фортепьяно, гитаре. И ещё одна страсть владела нами – бильярд. Дирекция клуба позволила нам такую возможность, поскольку мы никогда не отказывались играть на танцах и концертах. Более того, она без билетов пропускала нас смотреть кинофильмы с противоположной стороны экрана, так как мест в зале не было. В бильярд мы настолько поднаторели, что могли обыграть хорошо игравшего взрослого, не дав ему и одного раза ударить кием по шару, забивали сразу восемь шаров. Немой только хлопал в ладоши или потирал их, восхищаясь нашей игрой. Он ходил вокруг стола, щурился, приседал, высматривал расположение шаров, оценивал позицию, а иногда глазами или рукой показывал бить прямые или свояка в лузу.
Как-то Вася увидел в центре села подростка, срывающего объявления со столбов. Он поднял скомканную бумагу и понял все. В объявлении речь шла о размене квартиры, разводе и подросток, таким образом, пытался сохранить маму и папу, семью.
Вася был сентиментальным человеком и не мог удержаться от слез. Проходящие мимо люди с любопытством и состраданием смотрели на плачущих мальчика и пожилого человека, в облике которого чувствовалось смиренное понимание и мудрость.