— Вот тебе на! — не удержался Джон и дал шаманке еще два куска сахару из своих запасов.
Отдохнувшие за пуржистые дни собаки хорошо тянули, и нартовый караван вскоре оставил далеко за собой стойбище и гостеприимную долину у подножия горных хребтов. Джон долго смотрел назад и видел в голубых сумерках дымы яранг. Какое-то новое, незнакомое чувство шевелилось у него в душе: то ли чувство благодарности к оставшимся людям, так тепло и участливо отнесшихся к нему, то ли предстоящая радость свидания с Хью Гровером, ожидающим его у мыса Энмын, или сознание того, что удалось увернуться от костлявой, которая уже совсем было занесла над ним кулак…
Токо сидел бочком на нарте и тоже радовался возвращению в родное селение. Если даже капитан и не выдаст награду, черт с ним, с винчестером, могло быть и хуже. А вдруг Сон умер бы в дороге или после того, как ему отрезали пальцы? Тогда пришлось бы забыть дорогу в родное селение и искать другое место, пришлось бы, пожалуй, прятаться в тундре. Тундровики, что и говорить, живут богато, особенно если у них такое большое стадо, как у Ильмоча. Еда сама ходит вокруг яранги, только и заботы, что приглядывать за оленями в пургу, чтобы не разбегались, да от волков оберегать. Но все время кочевать! Не успеешь привыкнуть к месту, как сворачивай ярангу и переходи на другое… Токо думал об оленеводческой жизни, сравнивал ее с жизнью морского охотника и решительно склонялся к тому, что хоть и не ходит еда на четырех ногах возле яранги прибрежного жителя, а все-таки жизнь у него куда лучше. Выйдешь рано поутру из яранги и видишь одну и ту же линию горизонта.
Нет ничего лучше, как ехать в такую погоду, после долгой и сильной пурги, когда усталая природа как будто отдыхает, наработавшись за эти несколько дней. Тишина висит на всем пространстве от горизонта до горизонта, звук, рожденный скользящим полозом, прерывистым дыханием собак или голосом человека, разносится далеко и блуждает в воздухе, отскакивая от ледяных скал и снежных заструг.
Мороза почти нет. Плюнешь — и слюна долетает до снега, не успев превратиться в белый твердый комочек. Можно подолгу сидеть на нарте и не соскакивать на снег, чтобы согреться короткой пробежкой.
Сделав за один перегон путь, разный почти половине расстояния от подножия до Энмына, Орво дал знак сделать привал — и самим отдохнуть, а главное, дать собакам отдышаться.
На берегу занесенной снегом реки разбили лагерь, поставив брезентовую палатку. Палатка была тесна, и, только сбившись в кучу, в ней можно было поместиться втроем. Палатка вообще-то полагалась одному Джону, но он решительно потребовал, чтобы в палатку вошли все втроем.
Орво чудом удалось где-то набрать несколько сухих веточек и разжечь костер. На ночь каждый получил по кружке горячего чаю, сильно разбавленного водкой.
Токо сделал Джону пышную постель, притащив для него все оленьи шкуры, какие нашлись на трех нартах.
— Я теперь такой же здоровый, как и все, — заявил Джон. — У меня не должно быть никаких преимуществ.
Улеглись все вповалку.
Поворочавшись, Джон спросил у Орво:
— Вам нравится такая жизнь?
— Какая? — поначалу не понял тот.
— Которую вы ведете здесь, в снегах, на морозе? — пояснил Джон. — Ведь есть другие земли, где жить людям удобнее. Там и теплее, и зверя больше, и нет таких ужасных снежных бурь, как та, которую мы только что пережили. Можно вытерпеть одну пургу, от силы две-три, но всю жизнь! Это невозможно! Вот вы, Орво, вы видели другие страны и другую землю. Разве они вам не понравились? А?
— Понравились, — нерешительно ответил Орво.
— Вот видите. Значит, ваш край менее удобный, — заключил Джон.
— Может, и так, — согласился Орво и повернулся поудобнее, намереваясь заснуть, но Джон, видимо, решил сегодня наговориться за все дни молчания.
— Так в чем дело? — спросил Джон. — Вы посмотрите: весь американский материк заселен людьми, которые пришли из других стран. Эти люди преодолели огромные расстояния в поисках лучшей жизни, в поисках лучшей земли.
— Нам это ни к чему, — ответил Орво. — Мы считаем, что живем на самой лучшей земле в мире. Тем она и хороша, что больше никому не нужна, кроме нас… Я видел, как наших соседей-эскимосов сгоняли с побережья, потому что там нашли золото.