— Когда стая подлетит ближе, надо лечь на землю и не шевелиться, — наставлял товарищ Токо. — Вскакивать надо, когда утки будут над головой.
Джон слушал и молча кивал, чувствуя, как его охватывает знакомое каждому настоящему охотнику возбуждение.
Некоторое время Токо и Джон тихо разговаривали, всматриваясь в линию горизонта. Стаи пролетали или левее или правее от того места, где расположились Токо и Джон.
— Может, переберемся на другое место? — предложил было Джон.
— Терпи. Утки и к нам прилетят, — спокойно ответил Токо.
Терпение охотников было вознаграждено. Огромная стая летела прямо на Джона и Токо. Шум крыльев нарастал с каждой секундой. Гул был, как у Ниагарского водопада.
Стая летела низко, стелясь над покрытой снежницами лагуной. Темная плотная полоса скорее походила на стремительно несущуюся ураганную тучу, нежели на птичью стаю.
Токо и Джон прижались к холодной гальке.
У берега утки резко взметнулись вверх, но все же они были так низко, что Джон почувствовал ветер, поднятый тысячами крыльев. Взметнулись эплыкытэты. Их было не два, а четыре. Каким-то образом рядом оказался Армоль с братишкой. Три утки, опутанные тонкими бечевками, камнем упали на припай.
Джон бросился к ним, но его опередили Армоль и Токо.
Армоль с язвительной улыбкой подал Джону его эплыкытэт.
— Мимо, — сказал он.
Джон смутился. Почему-то каждый раз, сталкиваясь с Армолем, он чувствовал странное беспокойство и часто ловил себя на том, что разговаривает с парнем подобострастно и даже как-то виновато. И на этот раз Джон тихо сказал:
— Не умею еще.
— Белому человеку трудно дается наше дело, — изрек Армоль, связывая крыльями двух уток.
Вторая стая была намного больше первой. Оказавшись над галечной косой, она затмила солнечный свет. На этот раз повезло и Джону. Его эплыкытэт опутал большого жирного лылекэли.[16]
— Удача пришла к тебе, — сдержанно похвалил Токо.
— Повезло, — произнес Армоль.
Честно говоря, уток было столько, что эплыкытэт можно было бросать с закрытыми глазами.
К тому времени, когда солнце перешло на западную сторону неба, у Токо и Джона уже было около трех десятков уток.
Разгоряченный удачей, Джон обещал Токо:
— Вот как вернусь к себе в Канаду, так сразу же пришлю тебе дробовое ружье. Один раз выстрелишь в такую гущу — и можешь возвращаться с полной нартой!
— Буду ждать, — не очень уверенно ответил Токо. — А теперь пора домой.
Когда нарта выехала на проторенную дорогу, Токо уселся поудобнее и затянул песню. Джону и раньше доводилось слышать чукотское пение, но особого удовольствия от тоскливой и унылой мелодии он не испытывал. Ему казалось, что каждый поет одну и ту же песню. Слов почти не было, и можно было только догадываться о чувствах, переполнявших поющего.
Собакам было тяжело. За солнечный день снег подтаял, стал рыхлым, и полозья скользили плохо. Джон и Токо то и дело соскакивали с нарты и помогали собакам.
Вдали показались Челюстные Китовые Кости, нартовый след стал тверже, и теперь можно было передохнуть на нарте.
— Почему вашу прародительницу называют Белой Женщиной? — спросил Джон, вспомнив, что под этими костями, по преданию, похоронена та, что дала жизнь чукотскому народу.
— Так прозвали, — ответил Токо.
— И почему именно китовые кости над ней?
— Так ведь она рожала не только людей, но и китов, — ответил Токо таким тоном, словно это само собой разумелось.
— Китов? — удивился Джон и хотел было сказать Токо, что это вздор, но вдруг ему на память пришли нелепости Библии, и он лишь попросил: — Ты можешь мне рассказать что-нибудь о ней?
— Это сказание помнит каждый ребенок, — сказал Токо, — да и ты тоже должен знать, потому что, может, и ты тоже китов брат.
— Китов брат? — удивленно переспросил Джон.
— Ну так слушай, — сказал Токо и поудобнее устроился на нарте. — Сказывают старики, что на этом берегу давным-давно, в далекие времена, жила молодая девушка. И такая она была красавица, что даже великое солнце на нее заглядывалось и не уходило с неба, а звезды среди дня загорались, чтобы увидеть ее. Там, где она ступала, вырастали красивые цветы и начинали бить ключи с чистой водой.
Красавица часто приходила на берег моря. Любила она глядеть на морские волны и слушать их шум. Засыпала под шепот ветра с волной, и тогда морские звери собирались у берега взглянуть на нее. Моржи выползали на гальку, тюлени, не смаргивая, смотрели круглыми глазищами на девушку.