На противоположном берегу лагуны находилось чукотское кладбище. На плоской вершине холма ровными грядками камней были обозначены обиталища тех, кто навсегда покинул этот мир. От многих остались лишь белые черепа и кости. Возле могил лежали копья, наконечники гарпунов, расколотые фарфоровые чашки американского происхождения и среди полуистлевших предметов чукотского обихода выглядели нелепо. Снег с кладбища уже сошел, и нарту было трудно тащить по голой каменистой почве. Наконец Орво по каким-то известным ему приметам выбрал место и остановился. Быстро собрали камни и сложили символическую оградку вокруг покойника, которого перенесли с нарты и положили головой в сторону восхода.
Затем началось непонятное для Джона. Тнарат топориком принялся крушить и ломать нарту, а Орво, острым ножом разрезав одежду на теле покойника, совершенно обнажил его, а лоскутки сложил б кучу и завалил большими камнями. Обломки нарты также были аккуратно собраны вместе. Рядом с оградкой, с внешней ее стороны, Орво положил винчестер, предварительно погнув ствол, копье со сломанным наконечником, а посохи и багор переломил пополам. Поймав недоуменный взгляд Джона, Орво пояснил:
— Таков обычай… Нарту сломали, чтобы он, — Орво кивнул в сторону покойного, — не вздумал вернуться на ней обратно. А ружье и посохи ломаем, чтобы злые люди не воспользовались. Раньше не ломали… А когда к нашим берегам начали приходить белые люди, они принялись грабить даже мертвых. Уносили остовы байдар, копья, луки и стрелы… Видишь, здесь уже нет ни стрел, ни луков — ваши позабирали…
Закончив похоронный обряд, все стали рядом с Орво. Старик пробормотал заклинания, а потом отряхнул над покойником свою одежду, приговаривая:
— Унеси, Токо, все мои будущие несчастья, недуги и болезни…
За ним проделали то же самое остальные.
— И ты иди и сделай так, Сон, — позвал Орво.
Джону ничего не оставалось, как повиноваться.
Обратно шли другой дорогой. Орво нес в руках небольшую дощечку от разрушенной нарты покойного.
Тнарат, Армоль и остальные мужчины шли впереди. Орво велел Джону идти рядом и немного отстал.
— Мне нужно кое-что тебе сказать, Джон, — начал старик, глядя ему прямо в глаза. — Когда я остался в пологе один на один с Токо, он мне сказал важное и просил передать тебе… Слушай, у нас есть такой обычай: когда женщина теряет кормильца своих детей, то заботиться о ней должны братья и ближайшие друзья. Чаще всего один из деверьез женится на ней. У Токо никого не было — он был сирота. Ближайший его друг — это ты. Я не неволю тебя, а только сказываю про волю покойника. Он хотел, чтобы ты заботился о Пыльмау и маленьком Яко. Я свое сказал, а ты думай.
Орво прибавил шагу и догнал шедших впереди.
Джон шел сзади, и мысли его были светлы и радостны. Остаться здесь навсегда? Забыть и никогда уже не вспоминать прошлое? А почему бы и нет? Эти люди сделали ему столько добра и проявили такое великодушие, какое трудно было бы ожидать в том мире, откуда пришел он. Конечно, вчерашнему Джону ни за что было бы не принять такого решения, но сегодняшнему…
Джон догнал Орво, тронул его за плечо и тихо сказал:
— Я все понял. Я согласен.
13
Лед обломился у самого берега. Лишь узкая полоска еще оставалась напротив селения. Ураганный южный ветер отжал плавающие льды далеко за горизонт. Утром Орво уходил на высокий мыс и наблюдал в бинокль морскую поверхность, надеясь увидеть первые стада моржей. Стояли наготове две снаряженные байдары со сложенными веслами, парусами, остро отточенными гарпунами.
На одной байдаре старшим был Армоль, а на другой — Орво. Старик взял к себе Джона, сказав ему, что будет стоять на носу байдары стрелком.
— После того, что было, не смогу взять в руки оружие, — отказался было Джон.