— Неразумное говоришь, — спокойно заметил Орво. — Чем будешь кормить Пыльмау и маленького Яко? Или думаешь побираться и за чужой счет жить? Конечно, можно прожить и так, да только мужчине это срам.
В ответ Джон только вздохнул: в самом деле иного выхода не было. Первое время после смерти Токо жители его яранги питались старыми запасами. И Пыльмау, и Джон еще не оправились от перенесенного потрясения и почти не разговаривали друг с другом.
Большую часть времени Джок проводил в своей каморке и лежал на кровати. Когда лежать становилось невмочь, он уходил в весеннюю тундру и бесцельно шагал по пружинящим кочкам, вспугивая стада куликов и линяющих куропаток. Раньше с борта судна тундра казалась ему пустыней. На самом деле она оказалась полной жизни, а некоторые небольшие долинки были так живописны, что трогали окаменевшее сердце Джона. Во время этих долгих прогулок он с удивлением обнаруживал У себя рождение новых мыслей. Он думал о том, что надо перестроить ярангу, сделать ее просторнее, чтобы в ней было удобно и Пыльмау, и ему, Джону, сохранившему многие привычки прошлой жизни. Но иногда приходили воспоминания о прошлом. Со временем Джон привык относиться к ним с достаточной твердостью и усилием воли угонял тоску в глубину сознания… Теперь Джон знал, что у него одна забота — построить свою жизнь здесь, на этом берегу, жизнь вместе с людьми, которых он совсем еще недавно презирал, ненавидел и боялся.
Пришел день, когда Орво объявил, что на льдинах появились первые моржи. Можно выходить на промысел.
Ранним утром Орво постучался в дверь Джоновой каморки. Джон встал, оделся и вышел в чоттагин. Здесь уже пылал костер и над огнем висел котел. Сбоку к горячим угольям прислонился черный, закопченный чайник и фыркал на пламя струей пара. У деревянного блюда возилась Пыльмау, аккуратно нарезая пекулем[21] холодную закуску. Для Джона был приготовлен таз с водой для умывания. На бревне-изголовье сидел старый Орво и молча наблюдал.
Джон умылся, утерся чистым лоскутом и взглянул на Пыльмау. Сегодня в ее лице было что-то необычное, и это было не выражение глаз и не подчеркнуто аккуратная прическа. Джон вдруг догадался и внутренне улыбнулся — Пыльмау сегодня умывалась!
— Охотиться будем у Ирвытгыра, — Орво говорил деловито. — Там моржи густо идут. Устроимся жить на берегу, в палатке. В Ирвытгыре живет веселый народ — айваналины.[22] Хорошо поют. Если повезет — услышим и увидим их песни и пляски.
Пыльмау приготовила для Джона новые кэмыгэт[23] с подошвами из той самой лахтачьей кожи, на которой Джон притащил ее мертвого мужа. В просторную кожаную сумку было сложено все необходимое — запасные рукавицы из нерпы, чижи, гремящий, засохший за зиму плащ из моржовых кишок… Многие из этих вещей принадлежали Токо.
Джон сиял со стены винчестер и посмотрел в ствол на свет — металл блестел. Пыльмау отвернулась и с подчеркнутым усердием принялась заталкивать в кожаный мешок подстилки из сухой травы для торбасов.
— Пора, — сказал Орво и тронул Джона за плечо.
Джон перекинул на спину мешок, сунул в чехол винчестер и у выхода из яранги в нерешительности остановился. Надо бы попрощаться с Пыльмау ведь он уезжает на много дней, быть может даже на месяц. Но как это делается у чукчей? И вообще, полагается ли у них прощаться и какая при этом соблюдается церемония? Когда покойный Токо уходил на охоту, он даже не оглядывался на жену. Но Токо покидал ярангу лишь на несколько часов, а тут… Надо хоть что-то сказать ей, а тут еще Орво ждет.
— Я сейчас приду, — сказал Джон и вошел в свою каморку. Здесь зачем-то он взял давно остановившиеся карманные часы, блокнот и карандаш.
Орво все еще торчал в чоттагине. Тогда Джон быстро подошел к Пыльмау, взял обеими культями ее правую руку, пожал и произнес:
— Жди меня.
— Ну, пошли, — сказал Орво и вышел из яранги. За ним последовал Джон.
Охотники уже собрались возле байдары. Когда Джон присоединился к ним, он внешне ничем не отличался от них. В такой же, как и они, камлейке, в нерпичьих штанах, заправленных в кэмыгэт.
По команде Орво охотники взялись за борта байдар и потащили их через ледяную полосу к морской воде. Осторожно спустили суда на зеленую воду и уселись каждый у своего весла. Джон не знал, куда пристроиться, пока Орво не показал ему место рядом с собой, у кормового весла.
Носовой оттолкнул байдару от ледяного берега, длинные весла в ременных уключинах взметнулись над байдарой и ушли в воду. На берегу стояла толпа провожающих: женщины, старики, ребятишки. Никакого особого обряда прощания Джон не заметил, словно охотники отправлялись всего лишь на полчаса за дровами на другой берег лагуны. В толпе Джон увидел Пыльмау. Рядом с ней, держась за материнский подол, стоял маленький Яко.