— Что ты наделал, мальчик! — кричал он, осторожно приподнимая Джона. — Помогите мне! Поддержите его!
Матросы нерешительно подошли к Джону, опасливо косясь на остатки шнура и клочки картонного патрона от взрывчатки.
— Не бойтесь, — прохрипел Джон, — все заряды взорвались.
Пока его несли на корабль, он отчетливо чувствовал, как вместе с потоком крови из него истекала жизнь. Это было удивительное ощущение, переходящее в ужас. И когда его клали на диван в крошечной кают-компании, он застонал и попросил:
— Остановите же кровь!
Кто-то из матросов оказался догадливым и перетянул ему руки жгутом. Кровь перестала хлестать, и Джон теперь чувствовал, как все его тело наливается огнем, и горячий поток пульсирует в запястьях, в кончиках пальцев ног, и рот наполняется слюной с противным железным привкусом.
— Я умру? — спросил он Хью, который стоял в изголовье и нервно теребил бакенбарду.
— Не умрешь, Джон, — ответил Хью, — я все сделаю, чтобы тебя спасти. Тебя отвезут в больницу. В Анадырь. Там есть доктор.
— Вы меня подождете здесь? — умоляюще спросил Джон.
— Как ты можешь задавать такой вопрос другу? — возмутился Хью. — Мы так крепко приросли к этому берегу, что, если бы даже захотели, не смогли бы двинуться отсюда ни на дюйм.
— Спасибо, Хью, — вздохнул Джон. — Я всегда считал тебя настоящим другом.
— Эх, была бы чистая вода до Номы, через три дня ты бы уже лежал в госпитале! — сокрушенно заметил Хью. — Даю тебе слово честного человека — мы тебя подождем.
Джон смотрел на мужественное лицо капитана, и от его дружеского участия, от внимательного, заботливого взгляда уменьшались боль и жар, пылающий во всем теле.
— Поедешь на собаках до Анадыря. Я устрою так, что чукчи будут относиться к тебе хорошо, — пообещал Хью.
— А они ничего не сделают со мной? — спросил Джон.
— Кто? — не понял Хью.
— Да дикари эти, чукчи, — ответил Джон. — Их лица не внушают мне доверия. Очень уж несимпатичный народец. Грязный и невежественный.
— Они люди верные, — успокоил друга Хью, — особенно если им хорошо заплатить.
— Ты уж ничего не пожалей для них, Хью, — с мольбой в голосе сказал Джон. — Отдай все, что ни попросят… Сочтемся потом, в Порт-Хоупе.
— Какой может быть разговор! — возмутился Хью. — Что за счеты между друзьями?
Когда на пороге каюты появился Токо и капитан грубым окриком выставил его на палубу, Джон заметил:
— Не надо так с ними, Хью. Будь поласковей.
— Извини, Джон. Ты, пожалуй, прав, — смущенно пробормотал Хью и велел позвать Орво.
Джон почти не слушал, о чем говорили капитан и Орво. Чукча изъяснялся на таком чудовищном английском, что без напряжения его невозможно было понять.
Джон закрыл глаза и с отвращением почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Он едва дождался, пока Орво ушел, стесняясь почему-то при нем показать свою слабость.
Капитан приказал перенести Джона в другую каюту и прибрать в кают-компании.
Матросы перенесли раненого и притащили теплую одежду для дальней дороги. Осторожно сняли с Джона старую и стали облачать раненого в чистое белье. Поверх надели шерстяную рубашку, толстые суконные брюки и двойные вязаные носки, а потом облачили его в недавно купленную у чукчей зимнюю меховую одежду. Хью притащил сундучок Джона и огромный мешок со съестным.
— Тут кофе, галеты, сахар, консервы, сгущенное молоко и фляга с водкой, — деловито перечислил Хью. — А в сундучок я положил еще пару белья, твои документы, письма и фотографии родных.
— Спасибо, Хью, — через силу улыбнувшись, поблагодарил Джон. — Только напрасно ты принес сундучок. Надо думать, я пробуду в Анадыре недолго.
— Бумаги и деньги тебе понадобятся, — решительно заявил Хью. — Тебе же надо будет заплатить за лечение.
— Ты прав, Хью, — ответил Джон. — Как хорошо, что ты оказался рядом со мной в такую трудную минуту. Я никогда не забуду твоей доброты. Ты мне стал в это утро роднее брата, роднее отца с матерью. Спасибо тебе, Хью…
Капитан Гровер, человек далеко не чувствительный, вынул из кармана платок и вытер уголки глаз: он был искренне растроган. Этот мальчик определенно ему нравился. Он обратил на него внимание еще там, в Номе, в портовом баре, и подумал, что Джон будет ему хорошим компаньоном в далеком плавании по арктическим морям и скрасит ему одиночество среди этих грубиянов и отъявленных разбойников, из которых состояла его команда.
Гроверу пришлось потратить много слов, чтобы доказать Джону, как наивны его взгляды на этот жестокий мир, где каждый ищет себе теплое местечко да кусок пожирнее и побольше. Он вел долгие душеспасительные беседы в часы, когда команда хитростью заманивала несколько женщин на борт. Он ласково гладил по плечу дрожавшего от негодования Джона и говорил, и говорил, вызывая сострадание к этим обездоленным, у которых одна радость на земле — напиться, когда закончится рейс и добыча будет поделена, или урвать себе в этом долгом и изнурительном плавании хотя бы любовную утеху.