Когда я объяснил им, откуда я родом, кто по национальности, обитатели домика весьма заинтересовались и даже предложили сесть. Мужчина, назвавшийся Джоном, выудил из-под кровати, на которой сидел, недопитую бутылку рома. Едва мы успели чокнуться с ним и переброситься несколькими словами, как послышался стук и в комнату просунулась голова моего шофера, который поманил меня пальцем и торжественно сообщил, что нашел совсем неподалеку отсюда семью «хороших индейцев». Я попрощался с обитателями этого дома и последовал за ним. Немного попетляв, шофер — его звали Боб — подъехал к одному из домиков.
Здесь по сравнению с первым домом было чисто и прибрано. В комнате сидела молоденькая девушка и что-то шила.
— А где родители? — спросил мой спутник.
— Отец на работе, а мать ушла за покупками, — степенно ответила девушка, встав со стула.
— Это очень хорошие индейцы, — сказал шофер, обратившись ко мне.
— Мне кажется, что это эскимоска, — возразил я.
— Вы эскимосы? — бесцеремонно спросил шофер.
— Да, — ответила девушка.
— Вы знаете, — обратился ко мне шофер, — очень трудно различить индейцев и эскимосов. Все они для меня на одно лицо. Вот метисов я еще различаю. Их тут много…
— Как вы думаете, кто этот мистер — англичанин, француз или датчанин? — спрашиваю девушку, показав на шофера.
Девушка вместо ответа молча пожала плечами.
— Для нее вы, белые, тоже на одно лицо, — сказал я шоферу.
А ему очень хочется продемонстрировать «хороших индейцев», и я его понимаю: кому охота показывать иностранцу отечественные недостатки? Он задает девушке наивные «наводящие» вопросы, стараясь сгладить у меня впечатление от посещения первого дома.
— Твой отец хорошо зарабатывает, не правда ли?
— Не знаю, — ответила девушка.
— Он не пьет спиртного?
— Старается не пить… Может быть, только по праздникам.
— И в церковь ходит?
— Мы все вместе ходим…
— Хорошо, — шофер повернулся ко мне с довольным видом и заключил: — Только так и надо жить.
Когда мы вышли на улицу, шофер предложил:
— Может быть, еще зайдем в другой дом?
— К хорошим или плохим? — спросил я его. Не поняв иронии, он убежденно сказал:
— Какой интерес заходить к плохим? Конечно, к хорошим.
— Нет уж, лучше поедем обратно, — сказал я.
— О'кей! — сразу согласился он.
Мы поехали вдоль берега Большого Невольничьего озера. Из снега торчали зеленые ветки сосен и елей, и весь пейзаж удивительно напоминал Прибайкалье в ноябре, хотя здесь немного севернее. Мимолетное посещение двух домов аборигенов Северной Канады, конечно, не может дать хоть сколько-нибудь верного представления об их жизни. Как бы мне хотелось пожить хоть месяц, полгода в таком домике и понять своих далеких сородичей, узнать их нужды, чаяния, проникнуть в их сокровенные мысли, в заботы, которые тяготят их здесь.
В баре отеля я встретил Дункана Прайда, молодого охотника, шотландца по происхождению. (Мы познакомились с ним за завтраком.) Он пригласил меня за свой столик и поинтересовался, где я был. Я рассказал о посещении индейско-эскимосской части Йеллоунайфа.
— Это совсем не то, — сказал Дункан. — Вам надо побывать в настоящем эскимосском селении. Здешние эскимосы и индейцы потеряли свой подлинный облик. Цивилизация действует на них губительно. Хотите, я поговорю тут с одним человеком? Он тоже охотник, но у него есть маленький самолет. Думаю, что он с вас возьмет недорого.
На следующий день я встретился с самолетовладельцем и охотником. Мы сторговались быстро, и теперь оставалось только уломать правительственного чиновника, чтобы он позволил мне полет в эскимосское селение.
— Вы путешествуете по Канаде свободно и можете бывать там, где вам захочется, — торжественно объявил чиновник.
Решено было лететь после седьмого ноября.
Все складывалось как нельзя лучше. В радостном ожидании предстоящего праздника и полета к эскимосам я не очень-то обращал внимание на откровенные намеки канадского радио и телевидения о предстоящей демонстрации у стен советского посольства в Оттаве.
В этот торжественный день мне не хотелось оставаться одному, и я вспомнил о встрече, которая произошла в первый день моего приезда в Йеллоунайф. Возле радиостанции Си-Би-Си правительственный чиновник познакомил меня с человеком, который, к моему удовольствию, оказался русским. Его звали Николай Уткин, по-здешнему Ник. Он сапожник и владелец двух небольших домиков, которые сдает внаем. Кроме того, он подрабатывает тем, что служит ночным сторожем. Ник ходил вместе с нами по магазинам и всячески подчеркивал большой выбор товаров, обилие свежих фруктов, начиная от бананов и кончая калифорнийскими апельсинами. Желая продемонстрировать свою материальную обеспеченность и кредитоспособность, Ник тут же в магазине заполнил чек и получил из кассы десять долларов.