— Вы могли бы выбрать более красивое тело, с точки зрения нас, землян,— пошутил я.
Семен Семенович не улыбнулся. Как я потом убедился, харисяне не знают смеха. И чувство юмора им полностью чуждо.
— Мы лишь записали структуру его тела и мозга,— пояснил он.— А когда воссоздавали, ограничились телом. Мозг же мой — Постигшего Землю.
— Вы действительно ее постигли?
— Землю — да, человека — нет.
— Мы сами себя еще не постигли,— согласился я и задал новый вопрос:
— Вас много на Земле?
— Осталось несколько харисян. Мы постепенно свертываем свои работы.
— Где находится планета Харис? Как могло получиться, что она аналог Земли?
Семен Семенович как-то странно посмотрел на меня.
— Этот вопрос, может, лучше отложить? Я беспокоюсь за вас... Не слишком ли много информации сразу?
— Нет. Я крепок. У нас в космонавты берут самых здоровых — и телом и духом. Кроме того, меня еще не оставляет надежда, что все это сон и я еще проснусь.
— Люди всегда надеются на что-то в этом роде, когда действительность слишком ошеломляюща. Отсюда и ваши религии. Что ж, так легче. У харисян никогда не было религии.— Он смотрел на меня с сочувствием, в котором, однако, не было тепла.
— Что ж, представим, что все это лишь сон,— продолжал он,— сон космонавта. Ему снятся непостижимо далекие Миры, медленно и жутко вращающиеся за бездной пространства и времени. Галактики, антигалактики, пульсирующие в такт друг другу. Когда одна расширяется, другая сжимается, проходит вечность, и все повторяется наоборот. Двойная Вселенная. Вы когда-нибудь думали об этом?
— Да. Я задумывался над этим в связи с асимметрией Вселенной, быть может, мнимой. В модели двойной Вселенной кажущаяся асимметричность ее исчезает.
— Вот именно. Оказывается уравновешенным вещество и антивещество. Оказывается полностью уравновешенным и радиальное движение.
— Почему вы говорили об антигалактиках?.. Вы молчите? Но ведь этого не может быть?
Я схватил его за теплую человеческую руку. У меня опять потемнело в глазах.
Мне казалось, что я долго лежал на влажном, песке близ лицом и все волны океана прошли надо мною. Но, оказывается, удержался на ногах. Просто время — секунды его и минуты его — иногда чудовищно растягивается.
— Это антигалактика?
— Да, мой друг.
— И я теперь... из антивещества?
— Вспомните, это лишь сон. Мало ли что приснится! Все здесь из антивещества, и мы с вами тоже.
— Но я не чувствую никаких изменений.
— А почему вы их должны чувствовать?
— Значит, я лишь копия Кирилла Мальшета? Копия с обратным знаком...
— Все мы только бледные копии самих себя,— философски заметил Познавший Землю,— и каждый стремится полностью осуществить самого себя, что не всегда удается. Вам эту возможность судьба предоставляет.
Я опустился на камни и закрыл глаза. Он подождал, пока я приду в себя.
— Чего вы хотите от меня? — спросил я наконец.
— Очень многого. Нам нужна помощь людей. Нас постигло величайшее бедствие. Наша цивилизация гибнет.
— Войны?
— Мы никогда не знали войн. Мы не агрессивны.
— Что же тогда?
— Нас погубило бессмертие.
Мы долго молчали. Значит, эти существа бессмертны. Да, слишком много информации сразу. У меня было такое состояние, как в невесомости, когда в нее начинаешь входить...
— Дом для вас и ваших товарищей готов,— сказал Семен Семенович,— но, пока вы один, я побуду с вами.
Я хотел сказать, что мне лучше побыть одному, чтоб обдумать все, что на меня обрушилось, но согласился. Он, кажется, был доволен. Я поколебался, прежде чем задать ему следующий вопрос.
— Семен Семенович... На Земле теперь прошли столетия? Или... Может, миллионы лет?
— Нет, нет,— живо возразил он,— на вашей планете двухтысячный год, точнее, 2009 год.
— Но ведь до вашей антигалактики, которая даже неведома нашим астрономам, тысячи световых лет?
— Успокойтесь, Кирилл, я вас не обманываю.
— Но как же...
— Прыжок в гииерпространстве...
— Искривление пространства? Да неужели вы добились и этого?
— Наша цивилизация неизмеримо старше, хотя планеты — ровесницы. Наше развитие началось раньше — едва появилась растительность,— мы быстрее прогрессировали. Эволюция, создавая нас, не ошиблась. У нее не было никаких тупиков. Она дала нам все, что нужно Существу Разумному. Это мы... начали выбирать... что оставить и от чего отказаться, и — зашли в тупик. Наша цивилизация зашла в тупик, Кирилл, и это очень тяжело и страшно. В этом трагедия планеты Харис.
Он долго молчал, а потом мы встали и пошли от берега.
— У вас есть семья? — спросил я. Вопрос был глуп, но я инстинктивно цеплялся за обычное.
— У меня никого нет,— сказал Семен Семенович,— я — один. Один на Земле — один на планете Харис. Один, но не одинок, потому что я выполняю долг перед своим народом.
Дом для землян был построен в духе неоромантизма конца XX века на Земле — большой, бревенчатый, одноэтажный. С той лишь разницей, что на оскудевшей лесом Земле «бревна» имитировались из особой пластмассы, а здесь они были настоящие.
Как и все их постройки, дом покоился на плоскости из антигравитона. В нем было несколько спален, кают-компаний, библиотека и даже кухня.
— Это вам на первое время,— пояснил Познавший Землю,— дом можно легко перенести на другое место. Мебель сотворили по чертежам с Земли. Если что понадобится — скажите.
— А книги?
— Это книги Земли. У харисян книг никогда не было. Знания записывают, хранят и передают машины.
Мы стояли посреди библиотеки и смотрели друг на друга. Затем я подошел к полке и взял наугад одну из книг. Это был томик Достоевского... «Братья Карамазовы».
— Если не возражаете, я покажу вам сегодня Большой город, где живут Всеобщая Мать, Победивший Смерть, Поборовший Пространство и многие другие, кого мы очень чтим. Или... вы устали?
— Нет, я не устал.
Мы сели в небольшой планетолет, находившийся в полушаровидном ангаре, здесь же, за домом. Что-то вроде энтомоптера Циолковского с автоматическим управлением. Он легко, как на воздушной подушке, выскользнул из ангара и, едва мы уселись, взмыл вверх.
Первое, что сделал Семен Семенович,— показал мне, как им управлять. Принцип управления был совсем несложен. Энтомоптер бесшумно и стремительно летел над океаном. Морские птицы — ни одна не походила на птиц Земли, но это были птицы, столь же прекрасные, как на Земле,— стремительно падали в волны, выхватывая рыбу, и взмывали с добычей ввысь. Иные птицы отдыхали, покачиваясь на волнах, словно на качелях.
— У вас когда-нибудь были корабли? — поинтересовался я.
— Нет, никогда. Мы ведь крылатые существа. Поэтому наше развитие техники сразу пошло по пути покорения воздуха. Затем космоса. Корабли нам были не нужны.
Семен Семенович снизил высоту полета и замедлил скорость, давая мне возможность видеть. Океан остался сбоку, потом позади, затем совсем исчез за лесом.
Какие яркие, буйные, необозримые леса простирались на этой прекрасной планете! У нас такие леса цвели и плодоносили разве что в третичную эпоху.
Энтомоптер скользил над самыми зарослями, где переплелись в тесных объятиях неведомые деревья, похожие и на папоротники, и на лавры, эквалипты, пальмы, бананы, сандаловые деревья, камедные деревья, драконовые деревья, но не бывшие ни тем, ни другим.
Климат был почти тропический. Да, на этой планете господствовала ее величество Растительность.
Иногда лес неохотно расступался, и мы видели синеющий шелковый шарф реки или темное, словно лакированное, лесное озеро, с огромными, распластавшимися на воде цветами. Кувшинки? Нет. Что-то мощное, мясистое, невероятно разросшееся. На огромном, алом, как пламя, лепестке сидел какой-то пушистый зверек и умывался.