За холмами Чаанай стали появляться клочья тумана. В предгорьях они стали еще гуще. Тягостное предчувствие охватило нас, ибо самое тосложное было впереди. Впереди торчала стена облаков, нам еще предстояло одолеть перевал, и какая погода ждала нас за тем перевалом, было загадкой. Владик Писаренко кончил рассказывать про метеогод и уселся в проеме пилотской кабины. Пилоты, помалкивали. "Аннушка" все набирала и набирала высоту, капли воды скользили по стеклам, земля исчезла. Она только изредка проносилась в разрывах облаков — черная, неуютная, каменистая земля, чукотской горной тундры. В разрывах белой полосой извивалось русло реки Угаткын.
В кабине похолодало. Разрывы стали совсем редки, они сомкнулись в плотную пелену. Над этой пеленой серыми стенками висели серые полосы второго этажа облаков, самолет проносился сквозь них на ощупь, как человек, входящий в парную, а выше висел следующий этаж. Казалось невероятным, что мы только что шли над залитой, вечерним солнцем долиной Чауна, смотрели на розовые от за
ката домики перевалбазы и розовые камни вокруг. До озера по времени оставалось тридцать тридцать пять минут. Черная мокрая громада сопки мелькнула под левым крылом и самолет медленно стал закладывать разворот.
Через какое то время мы все-таки не выдержали и, не сговариваясь, выглянули в проем пилотской кабины. Грйг да плоских чукотских сопок плыла под крылом, следующая гряда — повыше — надвигалась спереди, и над веем этим великолепием черной щебенки й черного мха не было ни облачка.
Командир оглянулся и крикнул. Мы не расслышали. Тогда он показал десять пальцев: через десять минут.
Вершины сопок были покрыты снегом: Летний и осенний снег на чукотских горах производит гнетущее впечатление. Черный цвет камня прорывается сквозь него, и оттого снег приобретает серый оттенок. Это совсем не похоже на сверкающие вершины Тянь Шаня, Памира или Кавказа. От тех вершин настраиваешься на торжественный, органный лад, на размышления о красоте и всеобщей гармонии мира. При виде летнего снега на Чукотке мысли крутятся вокруг снаряжения, достоинств личного спального мешка, примусных иголок.
Потом горы со своим мертвенно синим снегом куда то провалились, и вынырнуло долгожданное озеро. Я не знаю, с чем его сравнить. Пожалуй, если вылить флакон не очень густых чернил на ослепительный лист бумаги — это будет как раз. Круглое озеро лежало в круглой земной чаще. По бокам частоколом, как кончики пальцев чьей то руки, торчали конусовидные сопки.
4.
Такого погрома, какой мы застали на базе, мне за экспедиционную жизнь видеть не приходилось. Шестиместная палатка была сбита. Палаточные растяжки выворочены. Груды сорванной с вешал рыбы валялись на земле. Какие то бумажки, тряпье, валенки, сапоги, телогрейки просторно разместились в окружающем пространстве. Все это лежало вперемешку с полосами мокрого, набрякшего водой снега. Снег таял, и черный, покрытый лишайником галечник кругом от этого казался особенно неуютным.
Успевший за время одинокой жизни зарасти волосами
Коля Бадаев бродил среди всеобщего разора и хватался за голову. Вчера ночью на базу обрушился снежный ураган, сбил, сорвал все, что можно было сЪрвать и сбить, и исчез, уступив место сегодняшнему штилю.
— Коптилку утащило, — перечислял Коля. — А сети то, сети! Их месяц распутывать надо! Уезжайте, друзья, обратно. Здесь в этом году не курорт.
; К вечеру быт был налажен. Мы подняли сбитую палатку и поставили еще одну., Закрепленные насмерть растяжки гудели при прикосновении. Собрали раскиданные ураганом вегди. В спальной палатке устроили общее ложе из мха. Развернули спальные мешки. Я соорудил стол из обрезка фанеры, И когда желтое пламя стеариновой свечки осветило созданный нами мужской уют, уют, которого можно достичь только в грамотно оборудованной палатке, когда запах заваренного по нужной дозе чая пошел по тундре, — только тогда. мы заговорили об обстановке. Было ясно, что все складывается далеко не лучшим образом имои планы, обдуманные в Москве, придется менять.
Наша база находилась на западном берегу озера. На южном, там, где из озера вытекала река Энмываам и где на галечниковой террасе приземлилась наша "аннушка", располагался лагерь топографов.
I Оленьих стад в окрестностях озера не имелось. Именно в этом году все колхозы, как сговорившись, решили не пригонять стада на озеро. Причина — холодное лето. Ягельные пастбища, которые, как известно, возобновляются медленно, в течение десятков лет, пастухи решили беречь для жарких сезонов.