Я боялся, что все неприятные ощущения усилятся, когда мм попадем вовнутрь, — особенно запах горелого и ощущение и. пилимой паутины, — и потому очень обрадовался, обнаружив, что они, напротив, исчезли, словно изгнанные духом радушной, сочувственной, многосторонней, высокоцивилизованной личности Франца.
Комната, вначале узкая, поскольку часть пространства мим отведена под кухню, кладовку и маленькую ванную, затем расширялась до размеров здания. В ней не было голых стен — их скрывали полки, заполненные книгами, статуэтками археологическими находками и научным инструментарием. Тут были магнитофон, стереосистема, еще какие-то вещи. У внутренней стены стояли большой стол, шкаф для картотеки и подставка с телефоном.
Окна на «палубу» не выходили, но чуть дальше, там, где дом изгибался, светлело большое окно с видом на противоположную сторону каньона и скалистые горы, скрывавшие за собой Тихий океан. Прямо у окна стояла длинная кушетка, а сразу за ней — длинный стол.
Узкий коридор вел из конца гостиной к вершине второго угла дома, к двери, через которую можно было попасть на уединенную, покрытую травой площадку. Там можно было загорать или даже играть в бадминтон, если, конечно, кому-то достало бы смелости прыгать по ней, распугивая сидящих на краю обрыва птиц.
По одну сторону коридора находилась просторная спальня Франца и большая ванная комната в конце дома. Две двери на противоположной стороне коридора вели в маленькие спаленки, из окон которых открывался вид на каньон. Окна (пален драпировались тяжелыми портьерами. Франц мимоходом заметил, что эти комнатки принадлежали его мальчикам. По я с облегчением отметил, что в комнатах не осталось никаких вещей, напоминавших об их юных обитателях. Кстати говоря, в моем стенном шкафу висела какая-то женская одежда. Между этими двумя спальнями, предназначавшимися для Вики и меня, была дверь, которую можно было скрыть с обеих сторон на засовы. Сейчас дверь была не заперта, а лишь прикрыта. Это было хоть и незначительным, по типичным проявлением тактичности Франца. Он не знал пли, по меньшей мере, не осмеливался догадываться о наших с Вики взаимоотношениях и потому молчаливо предоставил возможность нам самим решать — как для нас будет лучше.
Кроме этого на всех дверях, выходивших в коридор, имелись прочные задвижки, — Франц свято верил в право гостей на уединение. В каждой комнате стояла небольшая вазочка, наполненная серебряными монетками. Они не были коллекционными — это были обычные современные американские деньги Вики это заинтересовало, и Франц объяснил, улыбаясь и осуждая себя за романтизм, что он следует старому обычаю испанской Калифорнии обеспечивать гостей удобной мелкой разменной монетой.
Ознакомившись с домом, мы вынули из «фольксвагена» наш багаж и провизию, которую Франц купил в Лос-Анджелесе. Франц легонько вздохнул, глядя на тонкий слой пыли, покрывшей все за месяц его отсутствия, и Вики настояла на том, чтобы мы все вместе энергично взялись за уборку дома. Франц согласился без особых колебаний. Думаю, мы все были не прочь поработать, чтобы стряхнуть ощущения сегодняшнего дня и почувствовать себя в привычном реальном мире, прежде чем вернемся к разговору о происшедшем. По крайней мере, мне Хотелось, чтобы все было именно так.
Убирать с Францем было легко. Он знал, что надо делать, но не был суетливым или мелочно требовательным Вики прелестно смотрелась в своем свитере, стильных брючках и модных сандалиях со шваброй и тряпкой в руках — она носила обычную современную женскую одежду с присущим только ей шиком. Ее стиль производил совершенно иное впечатление, нежели традиционное сочетание мрачной интеллектуальности с торжественной биологической женственностью.
Закончив, мы уселись на кухне за чашкой черного кофе. Но пить никому не хотелось. Мы сидели и прислушивались, как тушится на печи мясо.
— Вам, наверное, хочется знать, — начал без всякого предисловия Франц, — испытывал ли я здесь раньше какие-либо странные ощущения, знал ли, что что-то должно случиться, когда приглашал вас, и связано ли это явление — претензиозный термин, не правда ли? — с прошлым этой местности, или дома, или моим собственным, или же с тем, что происходит здесь сейчас, включая ракетные установки и научные исследования военных? И, наконец, есть ли у меня теория, объясняющая все это — подобно предположению Эда о гипнозе?
Вики кивнула. Он четко изложил то, о чем мы думали.
— Насчет того, о чем вы упомянули в конце, Франц, — сказал я. — Когда мистер Мортенсон впервые выдвинул это предположение, я подумал, что это совершенно исключено. Но теперь я не так уверен в этом. Не хочу сказать, что вы нарочно загипнотизировали нас, но ведь бывают случаи самогипноза, передающегося другим? По крайней мере условия для этого были подходящие: мы говорили о сверхъестественном, ярко светило солнце и его остаточные изображения привлекали внимание, а затем, когда мы вдруг оказались в ими, ни решительно указали на вершину, словно мы все должны были там что-то увидеть.
— Я не поверю в это ни на одну минуту, Глен, — убежденно сказала Вики.
— Я тоже в это не верю, — в тон ей сказал я. — Записи на листочках бумаги свидетельствуют о том, что у нас были исключительно одинаковые видения. А различия в описаниях делают их только более убедительными. Я представить себе не могу, где и когда раньше с нами могло случиться такое. И все же у меня мелькнула смутная мысль: может, это было сочетание гипнотического воздействия солнца и езды по автостраде? Франц, а какие ощущения были раньше у вас? Я уверен, что вы что-то чувствовали.
Он кивнул, потом посмотрел на нас задумчиво и сказал: Не думаю, что мне следует рассказывать об этом в деталях. Не потому, что я боюсь вашего скептицизма или чего-нибудь в этом роде, но просто потому, что если то же самое случится с вами, вы, вероятно, сочтете — и вполне справедливо, — что сработало внушение.
— И тем не менее, необходимо ответить на ваши вопросы, — продолжил он. — Что я сделаю кратко и в общих чертах. Да, странные ощущения появились у меня здесь впервые месяц назад. Некоторые напоминали те, что мы испытали сегодня днем, некоторые были совсем иными. Они не вписывались ни в одну фольклорную или оккультную теорию и так напугали меня, что я уехал в Лос-Анджелес, где прошел обследования у окулиста, психиатра и посетил несколько психологов, которым доверяю. Все они пришли к выводу, что я здоров и психически нормален и что с моими глазами тоже все в порядке. Через месяц я убедил себя, что все, что я видел и ощущал, было галлюцинацией — просто пошаливали нервы, что все происшедшее — следствие моего одиночества. Я пригласил вас обоих отчасти для того, чтобы избежать рецидива.
Однако вы не могли быть полностью уверены в этом, — заметила Вики. — У вас оказались припасенные заранее листочки бумаги и карандаши.
Франц усмехнулся, подтверждая точное попадание.
— Верно, — сказал он. — Я не мог не думать о том, что может снова произойти, готовился к этому Когда я попал в горы, мои мысли приняли другое направление То, что казалось невообразимым в Лос-Анджелесе, снова оказалось на грани возможного. Странно. Давайте выйдем на веранду — сейчас там прохладнее.
Мы взяли с собой наши чашки. На веранде действительно было прохладно. Большая часть дна каньона вот уже два часа находилась в тени, и прохладный поток ветра, поднимавшийся из долины, обдувал ноги. Как только я освоился с мыслью, что мы стоим на краю страшного обрыва, меня охватило какое-то восторженное состояние. Я развеселился. Вики, наверное, тоже. Она с показной отвагой перегнулась через перила и смотрела вниз. На дне каньона темнели деревья и кустарник. По мере того, как кустарник поднимался по противоположной стороне каньона, он становился все реже, а прямо напротив нас в темном теле горы пролегла складка более светлой породы, демонстрирующая скальный срез, как на картинке в учебнике геологии. Над этой складкой также рос подлесок, а за ним уступами к вершине утеса поднимались серые и желтые скалы, перемежающиеся черными провалами оврагов и пещер.