— Вселенная нежит и пожирает своих детей, — прозвучала из темноты фраза. — Я думаю, что, читая книги, Глен, вы могли найти упоминания о кажущейся бесплодной теории, утверждающей, что вся Вселенная в каком-то смысле жива или, по меньшей мере, осознает себя. Жаргон метафизики содержит много ее названий, из коих самым распространенным является коспантеизм. Главная идея. этой теории в том, что Вселенная есть Бог, хотя мне слово «Бог» не кажется подходящим. Оно использовалось для обозначения слишком большого количества понятий. Если же настаивать на религиозном подходе, то ближе всего к сути дела лежат верования древних греков в Великого Бога Пана — таинственное божество природы, полуживотное, внушавшее ужас мужчинам и женщинам в глухих уединенных местах. Между прочим, среди других, менее ясных теорий, панпневматизм интересен мне больше всего: по убеждению старика Карла фон Хартмана, подсознательный разум является основной реальностью — это очень близко к тому, что мы обсуждали в доме по поводу возможности существования более фундаментального пространства, связующего внутренний и внешний миры и, возможно, обеспечивающего переход из ничего в ничто.
Когда он замолчал, я услышал слабый звук падения камушка, затем — другого, хотя больше никаких ощущений не появилось.
— Но как бы мы это не называли, — продолжал Франц, — там что-то есть, я чувствую это: что-то меньшее, чем Бог, но большее, чем коллективный разум людей — сила, власть, влияние, настроение вещей, нечто большее, чем субатомные частицы, что-то, осознающее себя, то, что выросло вместе со Вселенной и помогает придавать ей форму.
Он придвинулся ко мне так, что я увидел силуэт его головы на фоне усыпанного звездами неба, и в какой-то момент у меня возникла гротескная иллюзия, что эти слова произнес не он, а звезды.
— Я думаю, что есть такие воздействия, Глен. Атомы сами по себе не могут поддерживать горение внутренних миров сознания. Должны существовать притяжение из будущего и толчок из прошлого, чтобы мы могли продолжать движение во времени; над жизнью должен быть потолок разума, а под ней — пол материальной субстанции.
И вновь, когда его голос затих, я услышал шипящий звук падающего гравия — два камушка вместе, затем еще два. Я с беспокойством подумал о склоне горы за домом.
— И если эти воздействия существуют, — продолжал Франц, — я верю, что сегодня человек достаточно вырос в своем сознании, чтобы вступить с ними в контакт без ритуала или доктрины веры, если они вдруг решатся сделать шаг навстречу или хотя бы посмотреть в его направлении. Я думаю что они похожи на дремлющих тигров, Глен, которые урчат, спят и поглядывают на нас сквозь смеженные веки. Но иногда когда человек понимает, чего они хотят, они открывают глаза и приближаются к нему. Когда человек созревает для того чтобы понять, когда он обдумал возможность этого и, наконец, когда он перестает замечать защищающую его сознание болтовню человечества, они появляются перед ним.
Падение гравия, по-прежнему такое же слабое и как будто нереальное, сейчас участилось до ритма, похожего на — это сразу же пришло мне в голову — движение быстрыми шагами по вате. Каждый шаг смещал немного земли. Я увидел слабое недолгое свечение за головой Франца.
— Потому что все эти явления одного и того же порядка, Глен. Как ужас и удивление, о которых я говорил в доме. Как ужас и удивление, которые находятся вне всякой игры. Это мчится невидимым по миру и поражает без предупреждения, где захочет.
В это мгновенье тишину разорвал пронзительный душераздирающий крик, донесшийся с вымощенного плитами дворика между домом и подъездной дорогой. На секунду все внутри меня похолодело и сжалось, и я почувствовал, как перехватило дыхание. А затем я бросился на тот конец «палубы».
Франц метнулся в дом.
Я слетел с «палубы», почти упал, вскочил на ноги и остановился, внезапно растерявшись и не зная, что делать.
Здесь, в темноте, ничего не было видно. Споткнувшись, я потерял ориентацию и в какое-то мгновенье даже перестал понимать, где склон горы, дом и край утеса.
Я слышал Вики — я думал, что это должна была быть Вики, — слышал, как она напряженно задыхалась и всхлипывала. Но в каком направлении она находилась — было не ясно. Казалось лишь — где-то впереди, а не за мной.
Затем я увидел прямо перед собой примерно полдюжины тонких близко расположенных друг к другу, тянущихся вверх столбиков, которые можно было бы описать как еще более густую сверкающую черноту. Они выделялись на фоне ночной тьмы как черный бархат на фоне черного фетра. Они были слабо видны, но вполне реальны. Я следил, как они тянутся к звездному небу, почти невидимые, как черные провода. Они заканчивались высоко наверху в сгустке тьмы размером с луну, который удавалось рассмотреть лишь потому, что он заслонял собою звезды.
Черная сфера покачивалась, и это вызывало колебания столбиков — хотя если бы они могли свободно двигаться, я назвал бы их ногами.
В нескольких шагах от меня открылась дверь, и луч света ударил во двор, осветив полосы плит и начало подъездной дороги.
Франц вышел из кухни с мощным электрическим фонарем в руке. Все вокруг стало на свои места.
Свет фонаря обежал склон, на котором ничего не было, и передвинулся к краю утеса. Когда луч добрался до того места, где я видел черные ноги-ленты, он остановился. Там не было никаких столбиков, ног или лент Там была Вики. Тело ее раскачивалось, как будто она с кем-то боролась, спутанные пряди темных волос закрывали лицо, искаженное ужасом, локти были прижаты к телу, а кисти рук, вывернутые ладонями наружу, словно отталкивали сжимающиеся вокруг нее прутья узкой клетки. Уже через секунду напряжение оставило ее, как будто то, с чем она боролась, исчезло. Она покачнулась и сделала несколько нетвердых шагов к краю обрыва. Это привело меня в чувство, и я бросился к ней. Когда она была уже на самом краю, я схватил ее за запястье и рванул к себе. Она не сопротивлялась. То, что она направилась к обрыву, было случайностью, а не попыткой самоубийства. Она взглянула на меня — одна сторона ее побледневшего лица подергивалась — и назвала меня по имени. Я слышал, как глухо стучало мое сердце. Франц закричал нам из проема двери: — Скорее внутрь!
IV
Но третья Сестра, которая младше всех — тсс! О ней говорят только шепотом! Ее королевство невелико — иначе жизнь прекратила бы свое существование; но она безраздельно властвует в своем королевстве. Ее голова, увенчанная зубчатой короной-башней, как у богини Кибелы, недостижима взору человека. Она не склоняет головы, ее глаза смотрят с такой высоты, что могли бы быть не видны на расстоянии, но эти глаза нельзя укрыть… Ее движение невозможно предугадать, ее шаги подобны прыжкам тигрицы. У нее нет ключей — поэтому, хотя она и редко появляется среди людей, она штурмом врывается в двери, в которые ей и так позволили бы войти: Имя ее Mater Tenebrarum — Богородица Тьмы.
Т. де Кинси,
«Suspira de Profudis».
Едва мы завели Вики обратно в дом, как она тут же пришла в себя и захотела рассказать, что произошло. Она вела себя пугающе уверенно, заинтересованно, почти весело, как будто какая-то защитная дверь ее разума захлопнулась перед реальностью всего случившегося.
В какой-то момент она даже сказала: «Все-таки это могли быть случайные звуки и образы, соединившиеся с каким-то сильным гипнотическим воздействием. Так, однажды ночью я видела ночного грабителя, стоявшего у стены за моей кроватью. Я видела его в темноте так четко, что могла описать даже подрезанные усики и опущенное веко… а потом наступивший рассвет превратил его в темное пальто и желтый шарф, которые моя соседка по комнате накинула на плечики и повесила на гвоздь у моей постели». Потом Вики рассказала мам, что, просматривая книги, услышала вдруг звуки падения гравия. Некоторые из камушков, казалось, тихо стучали по задней стене дома, и тогда она через кухню вышла во двор, чтобы посмотреть, что происходит.