Девочка сидела, поджав губы, и смотрела в окно. «Задавака», — решил Вовка.
Он достал из-под лавки картонку с ежом.
Мама нагнулась и вполголоса сказала:
— Покажи его девочке.
Вовка дёрнул плечами.
Мурзик лежал на дне картонки серым колючим клубком.
— Ну, ну! — стал уговаривать его Вовка.
Зверёк медленно разворачивался. Сначала из-под иголок высунулся чёрный поросячий пятачок, затем показалась одна крысиная лапка, вторая… Скоро Мурзик забегал по картонке, подбирая крошки.
Девочка, сжав пальцы у подбородка, замерла в восхищении.
— Мальчик, скажите, это ёж? — сладким голосом спросила она.
— Коза, — буркнул Вовка.
— А чем вы его кормите?
— Спичками.
Девочка обиженно надула губы и снова отвернулась к окну.
После чая военный достал из чемодана коробку, завёрнутую в газету, и положил её на стол.
Девочка сняла газету.
— Это игра «Цирк», — сказала она, глядя мимо Вовки. — Мальчик, вы будете играть?
Вовка засопел.
— Он будет, — сказала мама.
Игра была весёлой. Разноцветные фишки гонялись друг за другом, взбирались по лестницам, застревали в клетках со львами и падали с шатких трапеций. У девочки всё время выпадали пятёрки и шестёрки. Вовкина голубая фишка быстро отставала. Зелёная девочкина уже кончала игру, а голубая ещё болталась где-то в самом начале, между барабаном и дрессированным зайцем в кепке.
— Кончила! — торжествующе объявила Лена.
Вовка небрежно опрокинул свою фишку.
Взрослые беседовали.
— Вы знаете, в жёстком вагоне неудобно. Я в нём плохо сплю, — жаловался Борис Павлович. — Простите, вы с мужем едете в Новый Порт?
— Я просто знакомый. — Фёдор покраснел.
— Извините.
Мама кивнула:
— Ничего. Мы все в Новый Порт. А ваша жена уже там?
Борис Павлович замялся:
— Н-нет. Она осталась в Москве, сдаёт экзамены в театральный институт. Провалится — приедет.
— Вы были когда-нибудь военным? — обратился он к Фёдору.
— Солдатом. — Фёдор снова покраснел. — Строитель теперь я.
— Строитель — это тоже почётно, — сказал Борис Павлович и зевнул.
У Вовы и Лены разговоры были свои.
— А я в этом году пойду в школу! — сказал Вовка.
— И я.
— А меня примут в пионеры.
— В первом классе не принимают.
— Это у вас. А у нас была такая школа.
— Мальчик, вы врёте! — сказала Лена.
Борис Павлович привстал.
— Елена! — сказал он. — Как ты можешь? Сейчас же извинись.
— Она смешная, — сказал Вовка, — говорит мне «вы».
— Не смешная, а вежливая, — сказала Лена и показала Вовке язык.
Вовка промолчал и примирительно произнёс:
— Меня ещё в прошлом году чуть в школу не взяли. По домам ходили, записывали, кому семь лет исполняется. И я записался. Мама такой шум подняла: говорит — нельзя обманывать. А я и не обманывал: я правда в школу хотел!
Вечером все вышли из купе, мама начала стелить постель.
— Странно, очень странно, — сказала она. — Отец с девочкой едет на Камчатку, а мать остаётся в Москве…
— Устроятся, она и приедет, — объяснил Вовка.
— Вот-вот, — сказала мама.
Немного погодя она спросила:
— А ты маму Степана видел?
— Нет. Дядя Фёдор говорит — она плохая.
Мама вздохнула:
— Конечно, плохая… Ты лицо уже мыл?.. Подумать только, живёт среди воров и пьяниц мальчишка, и никому до него дела нет… Ложись, уже поздно.
Когда они легли, Вовка обнял маму за шею и тесно прижался к ней.
— Ты что? — удивилась она.
— Мама, — шепнул Вовка, — а у нас когда-нибудь будет папа?
Мама вздрогнула.
— Зачем это ты? — тихо спросила она и погладила Вовкину голову.
В дверь постучали. Вошли Борис Павлович и Фёдор.
Вовка высвободился из маминых рук, отвернулся к стенке и начал чертить на ней пальцем треугольнички. Он вспомнил Кожаного, Гришку-Степана, торговку тётю Маню…
Вот у Степана тоже только мать. Когда они со Степаном шли по дороге, тот сказал: «Был бы у меня батька…»
Жаль Стёпу.
«Был бы у меня батька…»
Тук-тук-тук! Тук-тук-тук! — стучат колёса.
Мчит поезд по Забайкальской степи, качает вагон. Тоненько звенит ложка в стакане. Под лавкой шелестит иглами, перекатывается в картонке Мурзик.
На одном полустанке Фёдор наконец раздобыл ящик, моток телеграфной проволоки и пошёл мастерить для ежа клетку.