Пароход плыл к далёкой Камчатке.
Когда на другой день Вовка проснулся, каюту качало меньше. Вовка слез с постели и подошёл к окну.
За круглым корабельным стеклом расстилался невиданный мир.
По тёмно-оранжевому небу плыли светло-оранжевые облака, оранжевое небо мигало в лучах утреннего солнца, из моря вставал оранжевый берег. Среди оранжевых кустов виднелось несколько домиков, мимо них по дороге, в клубах оранжевой пыли, бежал грузовик.
Это был оранжевый мир.
Не в силах вымолвить ни слова, Вовка перебрался к другому окну.
Волшебный мир исчез. Небо стало голубым, море — синим, берег — зелёным и жёлтым.
Вовка протёр глаза, однако ничего не изменилось. Тогда он вернулся к первому окну — и мир снова стал оранжевым.
Тут Вовка присмотрелся к стеклу и понял: старое толстое стекло было мутно-жёлтым.
Вовка постучал по нему пальцем.
После завтрака все вышли на палубу. Ветер утих, море успокоилось.
Пароход, описывая широкую дугу, огибал приземистый зелёный мыс.
— Проходим остров Сахалин! — сказал Борис Павлович.
Полоса жёлтого песка, поросшего зелёным кустарником, надвинулась на «Комсомольск» и вновь отступила.
— А вон там — Япония! — Борис Павлович показал рукой вправо, где в мутном небе медленно двигалось солнце.
Море лежало тихое, такое же мутно-серое, как небо.
Сколько Вовка ни поднимался на цыпочки и как ни вытягивал шею, никакой Японии он не увидел.
Наконец справа показалась чёрная точка — одинокая скала, лежащая посреди пролива.
— Это Япония? — спросил Вовка.
— Нет, — сказал Борис Павлович, — это Камень Опасности. Об этот камень разбилось много кораблей. Он на морских картах прямо так и называется…
— Вы о чём? — вмешалась в разговор мама.
— Видишь камень? — понизив голос, доверительно сообщил ей Вовка. — На него все пароходы наталкиваются. Ужасно опасный камень!
Мама удивлённо подняла брови и смотрела на чёрный камень до тех пор, пока он не скрылся за горизонтом.
В полдень Фёдор заметил на воде цепочку тёмных колец.
Кольца появлялись одно за другим, будто кто-то пустил по морю плоский прыгучий голыш.
— Вова, Лена, смотрите — сейчас появится кит! — сказал Борис Павлович.
Ребята вытянули шеи.
Кит появился совсем не там, куда смотрели они. Из воды неожиданно вырос чёрный плавник и медленно двинулся навстречу пароходу. Не доходя до «Комсомольска», кит вынырнул: его спина блестела на солнце как полированная.
— Это кашалот! — сказал Борис Павлович. — Видите, какая у него громадная голова — как сундук!
Кашалот лениво перевернулся, показал серое с белыми отметинами брюхо и бок.
— Глаз! — восторженно выдохнул Вовка. — Я видел глаз!
— Страшно, — сказала Лена. — Вдруг он разбежится да как ударит!
Но у кашалота были свои планы. Он шумно вздохнул, сгорбился и, высоко взметнув раздвоенный крылатый хвост, нырнул.
— Ушёл! — сказал, подождав, Вовка. — Какой спокойный!
— Просто умный, — сказал Борис Павлович. — Видит, что пароход пассажирский, китобойной пушки на носу нет, он и не боится.
— Вдруг он нас сбросит в воду? — шепнула Лена. — Вов, ты плавать умеешь?
— Нет.
— И я… Тебе хорошо, — она вздохнула, — ты рыжий, тебя сразу заметят!
— Знаете, почему кит нырнул? — спросила, подходя, мама. — Он испугался ваших широко раскрытых ртов!
Вечером, ложась спать, Вовка спросил:
— Мама, а дядя Фёдор на Камчатке далеко от нас будет жить?
— Зачем это тебе? — Мама подозрительно посмотрела на Вовку. — Он сам по себе, мы — сами. Вообще ты чересчур много проводишь с ним времени. Играй больше с Леной, читай, думай.
Вовка уснул не скоро.
Он лежал на койке и смотрел широко открытыми глазами в потолок.
Полмесяца в дороге. Города, реки, горы. Над землёй летят самолёты. Автобусы тащат по дорогам жёлтые хвосты пыли. По морям плывут пароходы. Двухтрубные паромы несут на спинах через реки зелёные вагоны… Ходят по земле строители, лётчики, милиционеры. Добрые люди — Фёдор, Борис Павлович, мама. И тут же рядом с ними — Кожаный, тётя Маня. Бродит по улицам безнадзорный Степан, и едет по своим, никого не касающимся делам толстоносый в разрезанном донизу валенке.
В мире есть всё. Нет только человека, которому Вовка мог бы сказать короткое ласковое слово «папа»…