Но пугали его не расходы. Если б дело было только в деньгах, он как-нибудь бы выкрутился. Внес бы все свои наличные, взял бы в банке небольшую ссуду, подписал два-три кредитных векселя, и дело с концом. Но кому и как доверить эту молотилку, кто будет следить за ней, кто станет ее обслуживать? Вот что его пугало. Будь это земля, плуг, вол, он знал бы, как с ними поступить. Но машина! Никогда в жизни он не имел дела с машиной. Он испытывал какой-то непонятный страх перед машинами, они ему казались чем-то слишком мудреным и ненадежным. «Чертова штучка!» — качал он головой, стоя перед какой-нибудь машиной, и все же не мог оторваться от них. Машины — это сила, большая сила, невиданная и неслыханная. Если только в них разбираться. Но чужим людям Юрталан не доверял, а среди своих знающих не было. Давно, очень давно, еще в детские годы, он смотрел на механиков и машинистов как на каких-то кудесников, как на людей из другого, чудесного мира, о которых рассказывалось в сказках. Так оно и осталось, — Юрталан и теперь смотрел на них с недоверием и даже с какой-то ненавистью. Все они казались ему хитрецами, обманщиками, ворами, которые надувают простаков, грабят их и потешаются над ними. Испортится машина — механики лезут к ней под брюхо, что-то щупают, ковыряют, стучат, и никто не может понять, вправду они работают или же валяют дурака. Даже речь их пугала его — вроде бы и по-болгарски говорят, а ничего не разберешь.
Другое дело, думал Юрталан, если бы Стойко знал толк в машинах или хотя бы имел желание их изучить. Юрталан послал бы его в город, он бы пообтесался немного, попривык к ним, освоился. И тогда уж коли выкладывал бы Юрталан деньги, так знал бы по крайней мере на что. Но Стойко был необразованный, туповатый, не умел даже винт завинтить. «И откуда только взялся такой чурбан? — злился Юрталан. — Научился пахать да копать, с тем и остался, нет чтоб разобраться малость в технике, освоить другое какое дело!..» Оставалась одна надежда — Алекси. «Его я пошлю учиться по механической части, — дал себе зарок Юрталан, — там теперь заработать можно…»
Молотилка не выходила у него из головы, и он не заметил, что уже рассвело, что ветви большого вяза порозовели и аисты с радостным курлыканьем зашевелились в высоком гнезде, хлопая крыльями. Кое-где на гумнах уже насадили снопы, и дикани стрекотали монотонно и глухо. На улицах тарахтели повозки, во дворах хрюкали свиньи, кукарекали петухи, восторженно кудахтали хохлатые сытые куры. Юрталан ничего не видел, ничего не слышал, он забыл даже про табак, до того размечтался об этой молотилке. Жена прервала его размышления. Она вдруг появилась из-за скирды с метлой и мотыгой в руках.
— Ты еще не ушел? — воскликнула она, удивленно глядя на мужа.
— А что такое? — спросил он, поморщившись.
— Ничего. Думала, ты уже ушел. И Стойко спрашивал про тебя.
— Он еще здесь шляется? Когда же он с места сдвинется, когда пахать начнет…
— Ушел он, не обижай его. Еще затемно ушел.
— Ах, черт побери, ведь я опоздал! — спохватился Юрталан.
— Куда еще опоздал?
— Да собирался поглядеть на кукурузу у Эминагова ключа!
— А куда тебе спешить?
— Не по жаре же идти!.. — проворчал он и торопливо зашагал к дому.
Когда Юрталан вышел, засунув за пояс краюху хлеба в набросив на плечи безрукавку, калитка медленно приоткрылась, и во двор просунулась крупная небритая голова в грязной, вытертой папахе.