— Что это тебя принесло, Делчо, в такую рань? — шутливо спросил Юрталан.
— Плохи дела, Тошо, ох, плохи! Недаром говорится: где тонко, там и рвется.
Делчо, сыну известного в селе музыканта-волынщика деда Адама Сертлиева, в это утро было не до шуток. Он и прежде, случалось, заглядывал к Юрталану, но тогда он спрашивал, не найдется ли какой работенки для него и для его ребят.
— Что такое? Что у тебя стряслось? — участливо спросил Юрталан.
— С просьбой я к тебе, Тошо: дай мне тысячу левов.
— Тысячу левов? Что ты мелешь?
— Тысячу, Тошо. Сегодня вол пропорол моего Колю. Димо-фельдшер перевязал его и велел в город везти, к доктору. А оттуда, если доктор скажет, в Пловдив…
— Тысячу левов в такое трудное время! — воскликнул обиженно Юрталан. — Да что я вам — банк?
— Не банк, а денежки водятся. Меня вот хоть банком назови, все равно ни гроша дать не смогу, — ответил Делчо, печально покачав головой.
— Почему в кооперации не попросишь?
— Сын у меня умирает, а ты ни свет ни заря посылаешь меня в кооперацию! — с сердцем сказал Делчо, укоризненно глянув на Юрталана. — Батрачил он и заработал малость, да вот у Балю, его хозяина, тоже, слышь, нет сейчас денег.
— Чтоб ему пусто было, — криво усмехнулся Юрталан. — Подожди-ка, у жены ведь были кой-какие деньги, давал я ей на днях. Если не успела потратить, я тебе помогу. Почему не помочь? — Он медленно повернулся и неторопливо пошел в дом, глубоко задумавшись о чем-то.
Делчо сел на камень у ворот и, глядя на узкую, костистую спину Юрталана, с угрозой прошептал:
— Это у тебя-то, у тебя-то нет денег! Схватить вот тебя за горло, так наверняка золото изо рта полезет.
Юрталан долго пропадал где-то. А может, так казалось Делчо, потому что телега, на которой лежал его раненый сын, уже ушла и ему предстояло догонять ее.
— Вот, нашлась тысчонка на твое счастье, — еще издали похвалился Юрталан. — Только того… отдай, смотри, как воротишься.
— Известное дело…
Делчо протянул руку за деньгами, но Юрталан еще крепко держал новенькую бумажку.
— Вот еще что, — медленно проговорил он, — на днях моя очередь молотить, — так ты поможешь немного… Услуга за услугу, так ведь?
— Тут и говорить не о чем! Все как есть к тебе придем!..
4
Над землей струился зной ясного летнего дня, заливал примятое жнивье и редкие участки паров, угасая в зелени кукурузных полей, чуть тронутой желтизной. Тут и там срезали верхушки, и над оголенными, усыпанными зерном початками, клонящимися над глубокими межами, мелькали белые платки, сверкали серпы, порой звучали песни, монотонные и печальные.
Чернозем, утоптанный у края дороги, был весь в трещинах, как будто земля, измученная страшным зноем, жаждущая дождя, собиралась вздохнуть. Над холмами сплетались первые дрожащие потоки марева, и нивы пропадали, терялись, подернутые бескрайней и неуловимой пеленой, простиравшейся от голубоватых вершин Стара-Планины до фиолетовых очертаний Родоп.
На извилистых проселочных дорогах скрипели возы, нагруженные снопами. Снопы были с самых дальних полей и доставлялись в последнюю очередь. Юрталан то кивал старательным хозяевам, то махал им рукой, крича:
— Бог в помощь! Бог в помощь!
А встретив кого познакомей, с кем хотелось поговорить, ненадолго останавливал его, угощал сигаретой и, кивая в сторону груженого воза, спрашивал:
— Хороша пшеница?
— Так, средняя.
Усталый, вспотевший, добрался он до Эминагова ключа и бросился в тень одинокого куста шиповника. Когда-то — он хорошо помнил — этот источник был большим и прозрачным родником. Его заключил в трубу и выложил водоем тяжелым тесаным камнем некий Эмин-ага. Никто не помнил благородного турка — все турки выселились из этой местности давно, еще во время сербско-болгарской войны 1885 года, — но имя неизвестного благодетеля так и осталось в названии источника и окрестных полей. Во время первой мировой войны этот источник был разрушен; однажды ночью сельский староста увез камни, и ключ теперь слезился, как мутный, гноящийся глаз. Две-три жабы барахтались в его позеленелой воде, по мелкому дну ползали черви, водяные насекомые.
Юрталан нагнулся, и хоть поморщился, но все же попил воды. У водоема не было ни кружки, ни баклаги, — всё крали и ломали эти проклятые люди. Грубо выругавшись, он поднялся и пошел к своему полю, которое начиналось от Орлова дуба и спускалось до Змеиного дола.
На здешнюю кукурузу он возлагал в этом году главные свои надежды. Она была посеяна немного позже, чем на остальных участках, но потому ли, что почва была влажная или погода оказалась для нее подходящей, — трудно сказать, — уродилась она на диво. Зеленые верхушки срезать еще было рано, можно было подождать с неделю. Как раз к этому времени Юрталан перевезет вику.