— Вставай, разбойник! Я тебя научу, как воровать чужую кукурузу! — рявкнул он и повернул его лицом вверх.
Большая русая голова с щетинистыми волосами откинулась в сторону, как оторванная. В левом уголке рта скопилась слюна и налипла земля. Глаза были полуоткрыты, длинные рыженькие ресницы опустились, будто желая спрятать холодный, стеклянный блеск зрачков. Юрталан отшатнулся и застыл; по ногам, по спине у него прошла дрожь ужаса, на лбу выступили мелкие капли холодного пота.
— Эй, мальчик! — позвал он, тупо глядя перед собой, и потряс его безжизненную руку. — Вставай, брось шутить!.. Слышишь? Вставай, я ничего тебе не сделаю. — И, осторожно подняв, Юрталан положил его к себе на колени. Мальчик был широкоплечий, коренастый, тяжелый.
— Встань! Ну, встань же! — твердил Юрталан, задыхаясь от волнения, похлопывая мальчика по щеке. — Ну же!.. Посмотри на меня! Это я, дядя Тодор… Бери свою торбу. Я дам тебе кукурузы сколько хочешь!
Ребенок словно бы шевельнулся. У Юрталана вспыхнула надежда. Но мальчик вытянулся, зевнул едва заметно и затих.
Скончался.
Юрталан пристально смотрел на него, часто моргая, и ему казалось, что это лишь страшный, мучительный сон. Такие сны он нередко видел в детстве. И чем мучительнее и страшнее были они, тем сильнее радовался он, проснувшись. Не сон ли и все это, такой же ужасный?
Лицо ребенка быстро бледнело, кожа будто натягивалась на торчащих скулах, глаза совсем застыли и остекленели, точно у отравленной рыбы. Даже носишко стал тонким и заостренным, как заострялись носы у всех мертвецов, которых Юрталану приходилось видеть в жизни. Ошеломленный, потрясенный, сразу обессилевший, лишенный мысли и воли, Юрталан положил мертвого ребенка в глубокую борозду, словно собирался его зарыть, и опустился на колени рядом. Его округлившиеся неподвижные глаза смотрели безотрывно на одну из пуговиц пестрой, прилипшей к груди мальчика рубашки. Пуговица была ярко-синяя, островерхая, старомодная. Юрталан вспомнил: давным-давно, когда он был еще маленьким, у него на рубашке были такие же пуговицы. Он как сейчас видит эту рубашонку, такую же пеструю, узкую, надставленную снизу. Шила эту рубашку мать, она выбрала и синие пуговицы. Тогда они были в моде, и он очень им радовался. Затем таких пуговиц не стало в продаже. Сколько лет прошло с тех пор? И на скольких рубашках побывала эта пуговка? Вначале ее носил дед, потом отец этого мальчика, потом… Кто же его отец?
Юрталан потер лоб, приходя в себя, словно после неожиданного и тяжелого удара. Все, казалось ему, уладилось бы легче и лучше, знай он, чей это мальчик. И по лицу он не мог его узнать. У кого были такие густые и жесткие волосы? И такая крупная голова с широким и низким лбом? Скулы, глаза, подбородок? Видел он у кого-то такие скулы, глаза и подбородок, только не может вспомнить, у кого. Ум мутился у Юрталана, мысли разбегались, он еще не мог опомниться.
Скрип груженой подводы привел его в чувство. Он пугливо осмотрелся и опасливо встал. На повороте у рощи действительно ползли два воза со снопами.
«Еще увидят меня!» — ужаснулся Юрталан и, пригнувшись, бросился к груше. Но вдруг будто прирос к месту, охваченный сомнениями. Там, в тридцати шагах от дороги, лежит убитый мальчик. Лежит в борозде, и его могут заметить в просвете между рядами.
«Плохо будет, если его найдут на моем поле! — подумал Юрталан и вернулся. — Прежде всего заподозрят меня, начнутся допросы, освидетельствования, следствие, суд, мучения, штрафы — разорение. Иди рассказывай им, как это произошло, оправдывайся, коли делать не чего. Нужно его убрать!» И с твердой решимостью он подошел к трупу, поднял его и, все так же согнувшись, поспешил назад. Он торопливо пробежал свой участок, потом другой, третий. Измученный, задыхающийся от усталости, жары и страха, он остановился на какой-то меже.
Что же дальше? Оставить труп здесь и уйти? Сам он будет помалкивать, а никто не знает, что он здесь был, никто его не видел, никто не слышал. «Оставлю!» — решил Юрталан, охваченный вдруг усталостью, ужасом и отвращением. Какие неприятности свалились на его голову! А ведь всего час тому назад он беззаботно и радостно расхаживал по своей кукурузе. Какой дьявол заставил его притащиться сюда, так далеко от Эминагова ключа!.. И зачем ему понадобилось гнаться за этим воришкой? Пусть бы набрал кукурузы, хоть бы все поле утащил домой, пропади оно пропадом!..
Юрталан так и сяк раскидывал умом. Можно оставить труп здесь, укрыв травой и ботвой, но его все равно найдут, когда придут обрезать верхушки. А не придут обрезать верхушки, обнаружат по запаху… Станут расспрашивать родителей, соседей, товарищей мальчика. И тогда всему конец.