— Не знаю, что мне делать и куда идти, братец! — сокрушенно покачал головой Гочо. — И работу забросил, и в долги влез, ломаного гроша теперь у меня нет.
— Ну… что касается денег… раз такое положение… — запинаясь, проговорил Юрталан, — люди же мы в конце концов, поможем как сумеем…
А когда все поднялись уходить, Юрталан отвел Гочо в сторону.
— Ты загляни завтра ко мне насчет того дела… насчет денег…
— Загляну, загляну, — с благодарностью отозвался Гочо. — И в город поеду, там еще поразведаю…
Юрталан вернулся домой успокоенный. Но сердце его было все еще в тисках. «А если клубок размотается? — содрогался он, но опять успокаивался. — Никто не догадается… Самое главное — могилу прикрыть получше».
Теперь это было главной его заботой. На другой день после убийства Стойко тайком пошел в рощу и осмотрел место, где был закопан труп. Если хорошенько приглядеться, можно было догадаться, что здесь копали уже после того, как был выкорчеван дуб. Однако для чего здесь копали, понять было трудно. Вся яма была покрыта хворостинками и травой. В сторону отскочили свежие комочки земли, но Стойко аккуратно собрал их и забросил далеко в кусты. Потом принес хворосту и разбросал по яме. Через несколько дней, несмотря на то, что полевые сторожа и лесничии прочесывали рощу, Стойко снова пробрался туда и укрыл все старой гнилой листвой. Все были заняты молотьбой, в рощу никто не ходил, но когда Стойко пришел туда в третий раз, он увидел на могиле недогоревшай костер. По головням и сухому коровьему навозу он догадался, что здесь прятались мальчишки-пастушата и пекли тыкву.
Во время уборки кукурузы туда заглянул и Юрталан. Он пересек рощу, будто желая проверить, срезана ли кукуруза у мельницы, и, подойдя к страшной яме, заглянул в нее. Действительно, никаких следов могилы не было заметно. «Только когда начнутся дожди, — подумал он, — нужно будет понемногу подбрасывать землю…»
8
Подошла очередь молотить и Юрталану. К нему на двор хлынули родственники, соседи и разные другие люди, которых он при случае ссужал деньгами и договаривался, что они, помимо всего прочего, помогут при молотьбе. Целым отрядом на гумно примчались ребятишки, принялись носиться среди копен, карабкаться на скирды. Молотилка, как вихрь, опустошила гумно — смела тяжелые снопы пшеницы, быстро расправилась с перезрелой рожью, проглотила длинноусый ячмень. Юрталан оживился, на лице его вновь появилось бодрое выражение, опять радостно и довольно заблестели глаза. Работа захватила, увлекла его. Он бегал с места на место, расставлял людей, наблюдал за обмолотом, командовал, ругал работников, когда они этого стоили, и хвалил, когда дело шло хорошо. То и дело бегал смотреть, какая идет солома — достаточно ли она мягкая и мелкая, взвешивал на ладони зерно и, замечая битые зерна, грозно махал рукой машинисту. Он записывал на коробке с сигаретами, сколько мер ссыпали в амбар, прикидывал, много ли сумеет выделить зерна на продажу, почем продаст и сколько выручит денег. Среди шума и гама, под рев молотилки и треск мотора он вдруг останавливался как вкопанный. Он уже видел перед собой груженые возы и длинные закрома с узкими окошечками, через которые сыплется зерно мера за мерой.
«Тысяча, две, три…»
Этому научили Юрталана отец и дед — меряя зерно, начинать счет с тысячи, чтобы и богатство шло тоже тысячами.
Так, занятый молотьбой, увлеченный непрестанной лихорадочной работой, распоряжениями и подсчетами, он оторвался от недавнего прошлого и как будто забыл о том ужасном дне, о своих тревогах и страшной опасности, которая еще висела над его головой. Что говорили люди об исчезновении мальчика Астарова, как его объясняли в кого обвиняли, об этом он ничего не знал и не хотел знать в эти лихорадочные часы постоянной беготни и хлопот.
Вечером, когда работники сели за общую трапезу и он, как хозяин, занял место во главе стола, слово за слово начался разговор и о мальчике Астарова. Чего только не наплели тут люди, как только не объясняли этот случай!
— Утонул где-нибудь в реке! — заявила одна из женщин.
— Глупости! — уверенно возразила другая. — Он удрал в Пловдив, нанялся там в подмастерья. Отец же поехал за ним.
Юрталан насторожился. Молва, которую он пустил в тот вечер в корчме Куцого, обошла уже все село. И Гочо поехал в Пловдив. Он походит, потолкается там, порасспрашивает и, когда истратит все деньги, одолженные ему Юрталаном, снова вернется в отчаянии, но все же сохранит в душе маленькую надежду. А для Юрталана это выигрыш времени. Никто не догадается, никто не узнает, где мальчик и что с ним стало. Юрталан вспомнил тот миг, когда он нагнулся над упавшим мальчиком и понял, что убил его. Им овладело тогда отчаяние, казалось, что жизнь его кончена. Он думал: разнесется страшная весть, его поймают, будут допрашивать. А он чистосердечно расскажет, как это произошло, произошло помимо его воли. В своем отчаянии Юрталан надеялся, что его поймут и пощадят. Но затем он рассудил здраво. Убийство! Этого не простят, этого так не оставят. Его посадят в тюрьму, ограбят, разорят штрафами, всякими поборами. Все село поднимется против него. И тогда, решив скрыть убитого, он горячо помолился, просил святую богородицу помочь ему и обещал ей в дар барана. Она услышала его мольбу, и вот все пока благополучно, но не все еще кончилось. Одна какая-нибудь неудача — и тайна может раскрыться. «Нет, откладывать нельзя, — сказал себе Юрталан. — Надо дать обещанное!» Близилось успенье. Тысячи мужчин и женщин, стариков и детей уже начали стекаться в Бачковский монастырь, чтобы там отпраздновать этот день. По пыльным дорогам тянулись повозки и телеги из дальних сел, расположенных по берегам Стремы, Тунджи и Марицы. На лошадях, мулах и ослах двигались люди по узким и крутым тропинкам бесконечных родопских отрогов. Одни шли помолиться богоматери, чтобы она исцелила их от недугов или спасла от несчастья. Другие несли дары, обещанные в момент тяжких испытаний. А третьи сопровождали сыновей и дочек, которым хотелось людей посмотреть и себя показать.