— Он-то говорит, а вот отец его что думает, это бы узнать.
— Стойко сказал, что по его будет, мать с отцом вмешиваться не станут…
— Эх, молодые все так говорят, а как нажмут на них дома, они и на попятный.
— Стойко не такой! — уверенно отвечала Севда.
Открытая любовь между Севдой и сыном Юрталана была для Казылбашевых тяжелой заботой. Люди не уставали болтать об этом, распускали всякие слухи и ждали. Даже родня Казылбашевых, завидуя, уверяла, что Юрталан не согласится взять сноху без приданого. А Стойко приходил каждый вечер, сидел допоздна, разговаривая о всякой всячине. Только о сватовстве и свадьбе не заикнулся ни разу. Старая Казылбашиха любезно улыбалась и, желая угодить, готовила ужины, один другого сытнее и лучше. «Взялся за гуж, не говори, что не дюж», — успокаивала она себя, устав от страха и тревог. А беспокойство нарастало с каждым днем, надежды иссякали. Многие сверстницы и подруги Севды были просватаны, другие готовились к свадьбе, третьи уже вышли замуж. А что будет, если Юрталаново семейство от нее откажется?
Казылбашиха видела, как изводится от беспокойства старик, и решила сама, улучив удобный момент, поговорить со Стойко. Это не стыдно и не грешно. Коли уж чему быть, так чтоб было вовремя. Но однажды вечером неожиданно для всех Стойко сказал:
— В воскресенье придут сватать.
Севда расцвела, старики облегченно вздохнули, в доме стало сразу радостно и весело. Но Казылбашиха все еще не верила старому Юрталану. Скрытен и корыстен он был — мог прийти, а мог и не прийти в воскресенье. На другой день вечером она встретила Стойко и как бы случайно спросила его:
— Как же там сваха, готовится?
— Готовится, — широко улыбнулся Стойко. — Отец дал ей денег и послал письмо зятю и сестре, чтобы приехали, если могут.
— Приедут, грех не приехать, — сказала, задыхаясь от радостного волнения, старуха. — Уж если в такой день не приехать, то когда же…
И Казылбашиха велела домашним не болтать о сватовстве. Она хотела сделать дело, а тогда уж и говорить.
Сваты пришли в субботу.
Их встретили так, как встречают самых дорогих гостей. Юрталан шел со своим зятем, и было видно, что он гордится им. Зять, молодой и видный мужчина в городском костюме, гладко выбритый и причесанный, был очень разговорчив и общителен. Он всем роздал подарки, подружился с детьми, пообещал им принести еще по большой плитке шоколаду. Дети потом долго говорили о нем и спрашивали, когда он приедет в гости. Жена его также была празднично разодета: подстриженная и завитая, в красивом платье, в тонких шелковых чулках и туфлях на высоких каблуках.
Но и старая Казылбашиха не ударила лицом в грязь. Еда была обильная и вкусная, доброе старое вино было из своего винограда, крепкая и чистая как слеза водка — собственного изготовления. Юрталан знал, что эти приготовления и расходы сделаны только ради него, и потому был доволен, весел и на редкость шутлив и разговорчив.
Казылбашиха всячески старалась угодить ему и показать всем, как она уважает свата.
— Севда! — говорила она, следя за каждым шагом дочери. — Прибавь-ка свату Тошо еще… Ты, сват, смотри не останься голодным!.. Положи себе цыпленка, мясцо у него нежное, осенний он…
Юрталану подносили в первую очередь, раньше всех подкладывали кушанья — и суп, и яхнию[16], и жаркое из цыпленка… Перед ним поставили поднос с изумительно испеченной баницей[17], самую глубокую миску с самой жирной простоквашей, самую полную тарелку сладкого риса с овечьим молоком. Под конец принесли котмач[18], и опять самую глубокую и самую полную тарелку поставили перед Юрталаном. Что бы ни ел человек и сколько бы ни ел, от котмача он никогда не сможет отказаться, стоит только его попробовать. А какой котмач приготовила Казылбашиха! Сваты не забудут его пока живы.
Затем начались приготовления к свадьбе. Юрталан сказал, что времени терять нечего, но пока день свадьбы еще не назначили.
Казылбашиха припасала подарки и приводила в порядок приданое Севды. День и ночь снохи ткали полотенца, полотно для рубашек. Братья невесты привезли с реки песок и посыпали двор. А старик Казылбаш все подсчитывал, сколько надо продать овец и по какой цене, чтоб хватило на свадебные расходы. Лишних овец не было, семья большая, только овцы и были источником средств то на еду, то на одежду, то на расходы по дому. Но в свадьбу надо было сыграть так, чтобы перед людьми не было стыдно. И сколько ни кроил Казылбаш, как ни подсчитывал, — все выходило не менее пятнадцати тысяч левов. Если бы этим делом занимался только он сам, было б легче. Но тут командовала еще и жена — она с ума сошла с этой свадьбой. Когда он начинал убеждать ее, что не к чему так много тратить и что прием с невестиной стороны не так уж важен, она стояла на своем: