— Может, купить что опять задумал?
— Кто его знает, — усмехнулся Стойко. — Только когда он к покупке подбирается, так все бормочет что-то, подсчеты ведет на сигаретной коробке… А тут…
Если возникали затруднения, в хозяйстве что-нибудь не ладилось, Стойко дожидался вечером отца и рассказывал ему, как собирается поступить. Старик слушал и только кивал головой. Севда хлопотала по дому, угнетенная, напуганная, тоскующая, и думала, что это она — причина всех раздоров в семье. Юрталаниха смотрела на мужа, вздыхала и думала о том, как бы хоть немного его расшевелить.
И вот однажды вечером, измученная сомнениями и дурными предчувствиями, она собралась с духом.
— Тошо, что это ты стал в последнее время такой… — проговорила она с заминкой.
— Какой?
— Ходишь куда-то… от дома отбился… все молчишь… Не случилось ли опять чего, а?
— Что могло случиться?
— Не знаю… может, из-за него что…
— Из-за кого?
Она нагнулась и прошептала:
— Да из-за мальчонки Астарова…
Юрталан весь затрясся, будто на него навалилось что-то холодное и противное.
— Ты занимайся своими делами! — сказал он тихо, но строго. — Хожу — значит, нужно.
Вскоре после этого Юрталан пришел домой пораньше, чем-то взбешенный — это было видно по тому, какой бросал сигареты, не докурив до половины. Сели есть, но никто не решался заговорить.
— Знаешь, какую свинью нам подложил этот пес Пандуров? — выпалил вдруг Юрталан, обращаясь к Стойко.
— Староста?
— Да, староста. Отчуждают луга.
— Как так? Почему? — удивленно воззрилась на него жена.
— Пойди у него спроси! Черт его знает, почему. Разбойники! А, да чего можно ждать от Пеню Пандурова!.. Выбрали в старосты полицейского какого-то… Тьфу, власть называется! — Задыхаясь от злобы, Юрталан сжал кулаки и крепко, мстительно выругался. — Сделай цыгана царем, так он первым делом отца повесит.
— Как! Разве они могут? — возмутился и Стойко. — Как это — «отчуждать»… Луг-то наш?
— Могут. Община.
— Прямо, без всяких?
— Ну, если потребуется, опрос населения проведут, — сказал чуть спокойнее Юрталан.
— Мы это так не оставим! — вспыхнул Стойко.
— Что ж ты станешь делать? — недоверчиво глядя на сына, спросил Юрталан.
— Бороться!
— Бороться! Как?
— На выборах в правление общины.
Юрталан махнул рукой:
— Ерунда! За чужим добром этот народ и в огонь полезет. Укажи только ему, где пограбить можно.
Луга эти, самые богатые и лучшие, находились чуть не у самого села. Длинная и узкая полоса земли между шоссе и ручейком с топкими берегами, берущим свое начало у часовни святого Ильи и никогда не пересыхающим.
Юрталанова часть находилась в излучине ручья и, чтобы ее не топтал скот, со стороны дороги была огорожена четырьмя рядами колючей проволоки. Десять возов сена собирал он с этого луга, не считая отавы. И какого сена! Мягкого, душистого — прелесть! Что будут делать Юрталановы, если луг у них отберут? Им останется только лужок Череповой мельницы, но что это за луг, какое с него сено? Можно ли его сравнить с этим благодатным местом, где всегда полно воды, и вода эта ничья…
Юрталан купил свой знаменитый луг с торгов. Этот участок был когда-то частью большого надела Батраковых. Наследники получили каждый свою долю, но долгие годы никто из них не платил налога за луг, и дело дошло до судебного пристава. Говорили, что в этой распродаже что-то было не совсем чисто, но что именно — никто не мог сказать. Какая-то часть луга принадлежала по наследству жене Пеню Пандурова. По старому неписаному закону, на торги, устраиваемые судебным приставом, могли приходить только наследники. И Пеню надеялся откупить это золотое место — занять деньги, взять под вексель, но обязательно откупить. И вдруг явился Юрталан, а с ним Пандуров тягаться не мог. Теперь Пеню мстил. В то же время он выдавал себя за защитника интересов села.
Юрталан захлопотал, обращался к адвокатам, искал поддержки в своей партии, советовался со сведущими людьми, и если одни его подбадривали, то другие совсем обескураживали. Он сбился с толку и уже не знал, как поступить, куда идти, потому что никто не сказал открыто и решительно, что это дело можно расстроить законным путем.
— Значит община может отнять луга? — прямо спросил он наконец адвоката.
— Да, может, если захочет.
Юрталан повесил голову, надо было искать другие пути, надо было выступить против Пеню и спихнуть его с места. Пеню был человек умный, искушенный в партийных делах, — справиться с ним было трудно. В прошлом, когда у власти бывала его партия, он служил старшим жандармом в околийском управлении. Пандуров был ленив, и эта служба пришлась ему по нраву. К тому же его ценили и большие люди, даже в Софии, потому что Пеню ловко умел проводить выборы. Когда его партия теряла власть, он возвращался в село, вел себя как богач, целыми днями торчал в корчмах и кофейнях и не брался ни за какую работу. А между тем богатства у него не было, и все удивлялись, как он мог так жить и сводить концы с концами. Но Пеню пользовался авторитетом и влиянием, к его слову прислушивались в «верхах». Юрталан знал об этом, и именно это беспокоило его сейчас и приводило в отчаяние. Спасение Юрталан видел только в одном — чтобы на ближайших выборах его выбрали старостой. До сих пор он не стремился к этой должности, хотя в те времена, когда его партия находилась у власти, ему стоило только шевельнуть пальцем, и он сел бы в кабинет старосты. А теперь надо было действовать, бороться, добиваясь этого самого высокого места в общине. Не так давно, после того как его партия лишилась власти, некоторые соседи, состоявшие в оппозиции к ней, насмешничали и подтрунивали над ним. Но это не смущало Юрталана.