— Добро пожаловать, отец! — поздоровалась Севда.
— Добро пожаловать, — протянул руку Казылбаш и сел рядом. — Как живете, сват? Как здоровье? — сдержанно спросил он.
— С божьей помощью, сват, живем хорошо.
— Что-то холодно, — сказала Севда, взглянув на печку. — Надо подтопить.
— Посиди, невестка, посиди, не нужно, — беспокойно зашевелился Юрталан.
— Ну, как же! В кои-то веки пришел к нам в гости, а мы будем в холоде тебя держать! — Севда засуетилась и выбежала вон.
Вскоре она вернулась с охапкой дров, в которые был заткнут пучок ржаной соломы, затопила, и дрова весело и бойко затрещали.
Юрталан и Казылбаш время от времени перебрасывались словом, спрашивали друг друга о том о сем, но разговор у них не клеился. А Севда ходила по комнате, берясь то за то, то за другое. Казылбаш поднялся.
— Севда, — сказал он будто бы небрежно, — ты свари свату кофейку, а я пока к овцам схожу, оставил их так… Ты, сват, извини, я, может, и замешкаюсь.
— Ничего, ничего! — приподнялся Юрталан. — «Неужели и этот знает?» — мелькнуло у него в голове.
Вернувшись с поминок, Севда обо всем рассказала отцу с матерью.
— Придет! — подскочил на месте Казылбаш. — Завтра же придет. На животе будет ползать, проклятый пес! Но ты держись, слышишь? — говорил он дочке. — Крепко держись! Требуй Большое поле!
Севда не верила, что свекор придет. Но вот он пришел. Она поглядывала на него украдкой и диву давалась: как он сдал, как осунулся всего за несколько часов! Оба молча глядели по сторонам, не зная с чего начать. Юрталану хотелось решить все как можно скорее. Казылбаш мог прийти в любую минуту и помешать разговору.
— Ну, невестушка, — заговорил он, подняв голову, — как ты тут перебиваешься?
— Как перебиваюсь, отец, — сам знаешь.
— Знаю, невестка, знаю. Тяжело. И тебе и нам тяжело. У нас ты к другой жизни привыкла… а здесь вас многовато… трудно…
— С добрым словом и сухой хлеб сладок.
— Правильно, невестка. В мире людям надо жить — вот что. Да не всегда так получается… Подлые мы, злые, едим друг друга, словно два века жить собираемся. Хорошо, что человек человеку простить может, иначе… и не знаю…
Севда уставилась в пол и молчала. Подождав ответа, Юрталан закурил и нервно затянулся.
— Может, мы тебе и сказали обидное слово — когда живешь под одной крышей, всяко бывает, только пусть все в доме и остается, — сказал Юрталан, посмотрев на Севду.
— В этом доме молодость моя осталась, а кто ж про это вспомнит! — взволнованно сказала Севда.
— Помним, невестка, все помним! — живо подхватил он. — Ты на меня надейся — я, пока жив, тебя не оставлю.
— Вижу, как вы помните! Одно одеяло было — и то не захотели отдать.
— Какое одеяло? — наклонился он к ней. — Твое одеяло? Забыли, невестушка, не иначе. Как можно! А ты сама бы пришла, да и забрала все, что нужно… Нешто упомнишь обо всем в такой сутолоке? Завтра же пришлю с батраком… Даже сегодня вечером.
— И с одеялом и без одеяла — один толк, — тяжело вздохнула Севда.
— Нет! — горячо запротестовал Юрталан. — Что твое, то уж твое. Я хочу, чтоб совесть у меня была чиста. И не только одеяло, еще и телушку тебе дам.
— Зачем мне одна телушка?
— Как зачем? — опешил Юрталан. — Через год отелится, а там сколько еще скотины разведешь…
— Эх, когда этого дождешься?
— Почему ж? — наклонился к ней Юрталан. — Дед Боню Юрталан, царство ему небесное, ты его не помнишь, от одного ягненка целое стадо развел, — всем на удивленье. И наше богатство оттуда пошло…
— Тогда можно было, а нынче пастбищ нет, — холодно заметила Севда.
— А что касается Карагёзова сада, то, как я сказал, так и будет: Стойкова часть остается тебе! — торжественно заключил Юрталан и испытующе посмотрел на нее.
Севда сидела все так же, опустив голову, не шевелясь, и только время от времени наклонялась к печке и притворяла дверку.
«Будет теперь меня мучить!» — стиснул зубы Юрталан.
— Не сад, а целое богатство, — продолжал он, чувствуя, как в горле у него пересохло. — Да ты сама знаешь, нечего мне его хвалить. Земля золотая, у воды, такое место теперь ни за какие деньги не купишь.
— Знаю, — сухо ответила Севда. — Да сколько его там!