— Не ладит она со снохой, — прошептала круглолицая соседка.
— Да уж это всегда так — помрет хозяин, все в доме разладится…
— Вот Ивана женят! — еще более доверительным тоном проговорила соседка.
— Пора уж ему.
Женщины шептались, переглядывались, качали головами. Некоторые уже убирали хлеб, чтобы унести его домой, клали на стол рушники, поднимались.
— Куда вы? — уговаривала их Кина. — Покушайте, покушайте еще.
— Спасибо, уже сыты, — ответила Гана и отошла.
Все встали из-за стола.
Тошка и Мариола прощались с гостями, провожали их до ворот, что-то говорили им, что-то наказывали. Очутившись на улице, все принялись обмениваться секретами, вспоминать забытые новости, шепотом передавать на прощанье самые тайные сплетни. Тут и Мариола увлеклась разговором — поболтала с каждой гостьей и узнала много новостей.
Как только Тошка вернулась под навес и побежала было на кухню, Арнаутка перехватила ее и, подмигнув, взглядом показала на сарайчик. Тошка подумала: «Идти или нет?» — поколебалась и пошла. Тетка молча толкнула ее в сарай.
— Тошка, доченька! — начала она, смерив Тошку укоризненным взглядом. — Да что ж ты так исхудала, доченька?.. Да как же это так? Или ты в святые угодницы записаться хочешь? Что за чудо такое, что с тобой делается?.. Да где ж твое тело, доченька, где ж твоя красота?
— Ничего со мной не делается, тетя, я здорова, — ответила Тошка взволнованным голосом.
— Как же ничего, доченька, погляди сама на себя! И что ж ты ко мне до сих пор не пришла да не рассказала, какая беда с тобой стряслась!..
— Как же мне было прийти? — начала сдаваться Тошка.
— Как прийти? — повторила Арнаутка, уставившись на нее. — Ее боишься, что ли, холеры этой слушаешься?.. Ей покоряешься? Ты тогда только угодишь ей, сове проклятой, когда увидит она, как тебя на кладбище несут!.. Почему ж ты мне до сей поры ничего не говорила, почему молчала, а?
Тошка едва удерживалась от слез.
— Кто ж тебе ближе меня, доченька? Я же тебе как мать родная. Я тебя с малых лет растила, как говорится, — с тех пор, как ты пешком под стол ходить стала… Да как же я позволю ей мучить мое дитя, коли сама она дочерей не воспитывала, коли она, сука этакая, и понятия не имеет, как нужно дочек своих нежить да лелеять…
Арнаутка умолкла, чтобы перевести дух. Глаза ее горели. Тошка всхлипнула.
— Измывается она над тобой? — спросила Арнаутка, обняв ее.
— Измывается.
— Ах она подлюга зубастая! Ах она гадюка проклятущая! — заскрипела зубами Арнаутка. — Погоди, я ей покажу, как чужое дите тиранить!..
— Тетя, прошу тебя! — взмолилась Тошка, прижимаясь к ней. — Ни словечка, слышишь?.. Как мать родную тебя прошу… Если станут про нас по селу судачить, мне живой не быть…
— Про тебя судачить, доченька? Про тебя? Да неужто не знает все село, что ты у нас кроткая, словно горлица, а? А начнут языки чесать, так про эту суку болтать будут: ведь люди знают, что она за птица, — так чего ж тебе-то об ней печалиться?
— Нет! Я на тебя рассержусь, так и знай, — решительно проговорила Тошка.
— Хо-ро-шенькое дело! — удивленно протянула Арнаутка. — Рассердишься на меня за то, что я тебе добра желаю, что ли?.. Ну что ж, сердись. Только сердись не сердись, а я свое дите так не оставлю…
Тошка вытерла слезы краем черного шерстяного передника и отступила к двери.
— Надо уходить, а то как бы она меня не приметила, — сказала она, робко оглядываясь кругом.
— Кто? — взвизгнула Арнаутка. — А хоть бы и так! Или ты сюда красть пришла? Глядите вы на нее! Как бы не приметила! А пускай приметит! Или ты сама себе не хозяйка? Ну и ну! В этом доме ты теперь такая же хозяйка, как она. Что она тебе может сделать? Она распоряжается, и ты распоряжайся! А если уж очень распустит язык, мы-то ведь недалеко живем… Приходи ко мне, я ей тогда покажу, откуда солнце светит…
— Ох, тетя, не надо, прошу тебя!
— Как? — наклонилась к ней Арнаутка. — Или она тебя уже грызет?
— Грызет.
— А за что, мерзавка этакая?
— Да ни за что. Горько ей. А мне-то сладко, что ли?
— Чтоб ей в гробу вытянуться! — вскипела Арнаутка. — Да чем же ты перед ней, стервой, провинилась? Да ведь ты, доченька, еще ребенок, тебя, словно крашеное яичко, беречь надо!.. Погоди, уж я ей задам, уж я ее проучу!
— Тетя! — бросилась к ней Тошка. — Ни словечка… очень тебя прошу!
— А почему, доченька?
— Она меня тогда всю с потрохами съест.
— Та-ак! А я-то разве позволю тебя съесть? Пускай сама дочку вырастит да тогда и ест ее.