Юрталан будто не слышал ее. «Может быть, Севда ждет, что опять приду я? — думал он. — Черта с два! Пускай теперь, если хочет, сама приходит, а если нет…» Юрталан храбрился, потому что все же был уверен, что она придет и согласится на то, что он дает.
Давно уже прошло время обеда, мороз опять начал крепчать, мрак стал собираться по углам кухни. «Вот сейчас, как только немного стемнеет, она придет», — твердил себе Юрталан. Но жгучее сомнение постепенно проникало в его голову и начало грызть его: что, если она уцепится за Большое поле и не уступит, что, если она пойдет в общину и там все расскажет? Что он будет делать, неужели позволит ей так запросто выдать его?..
Юрталан взялся за голову. Мысли его спутались, свет померк в глазах, какая-то тяжелая железная рука сдавила ему грудь и не давала дышать.
«Плакать, умолять ее? — Юрталан искал, за что бы ему ухватиться, и тут же нетерпеливо махал рукой. — Эх, такое добро, такое богатство! А за богатство человек и с чертом поладит!»
Второй день Юрталан не выходил из дому. Он боялся, что Севда может прийти как раз тогда, когда его не будет. Старик все пытался утешить себя. Усаживаясь с утра перед окошком, он говорил себе, что самое удобное время для нее — до полудня. После полудня он принимался думать, что она придет к вечеру. А когда начинало смеркаться, он приникал к стеклу и не отрывал взгляда от ворот.
Так, измученный тревогами и напрасным ожиданием, он дождался и третьего вечера. В сумерках ему чудилось минутами, что кто-то останавливается у дверей и щеколда слегка приподнимается. Он настораживался, часто-часто моргая глазами, готовый крикнуть: «Толкни сильнее, толкни!» Потом протирал глаза и долго не хотел верить, что это ему только показалось… Когда совсем стемнело, он задернул окно грязной ситцевой занавеской, лег на лавку у печки и с тоской уставился в серый потолок.
На другой день, когда Алекси собирался, по обыкновению, уйти, старуха остановила его и принялась журить:
— Посиди дома, бездельник! Не видишь, что за хозяйством некому присматривать.
— Отец же дома! — сердитым шепотом отозвался Алекси.
— Дома, — как-то растерянно обронила мать. — Дома, да толку мало.
— А что, заболел? — испуганно спросил Алекси.
— Заболел. Сам видишь, по целым дням лежит, никуда не выходит.
— Что с ним, мама?
— Что с ним? Да так вот. Старый человек, мало ли какая хворь пристанет.
— Давай доктора позовем!
— Доктора? Не по доктору его болезнь…
Алекси колебался — остаться ему или уйти, но, глянув на мать, озабоченную, измученную работой, вернулся в кухню и виновато, но не без любопытства посмотрел на отца.
Дни тянулись долго и мучительно. Юрталану все труднее было ждать, сидя у окна. Севда слишком уж медлила, и это смущало его все больше. А может быть, она ждет его с таким же нетерпением, с каким он ждет ее, и так же злится и про себя грозит ему. «Что она может мне сделать? — старался приободриться Юрталан. — Пойдет и расскажет в общине? Пусть рассказывает — никто ей не поверит!» Староста — приятель Юрталана, он его позовет, спросит, верно ли то, что говорят о сынишке Астарова. Юрталан отопрется. Но разве на этом кончится?
Закусив ус, он озабоченно опустил голову. Плохо, что весть разнесется по всему селу. Астаровы завопят, поднимется весь народ. Сообщат в околийское управление. Околийский начальник так и обомлеет, но он должен будет вызвать Юрталана и произвести дознание, — иначе нельзя, такой порядок. Как Юрталан станет отрицать? И поверят ли ему, если он начнет отпираться. Из околийского управления сообщат высшим властям. А как дело дойдет до них, то уж тут не отвертишься. Его возьмут в оборот разные ученые полицаи, начнут выпытывать, душу вывернут наизнанку.
Юрталан моргнул и вскинул голову, — у него возникла новая, спасительная мысль: не может ли он всю вину свалить на Стойко? Человек умер, пускай попробуют с ним поговорить. В первые минуты это показалось ему настоящим спасением, но, пораздумав, он опять повесил голову. Прежде всего проверят, когда был убит мальчик, потом, — где был и что делал в тот день Стойко, выяснят, где был и чем занимался Юрталан. Допросят Димитра, его бывшего батрака. А Димитр со Стойко были в тот день на парах. Это известно. Димитр скажет правду, потому что зол на него: Юрталан недоплатил ему при расчете пятьсот левов и не дал одежонку, как полагалось. Димитр скажет, что в тот день Стойко никуда не отлучался, а к вечеру пришел к ним Юрталан и увел сына с собой, якобы для того, чтобы на другой день возить вику. Подкупать и уговаривать батрака не имело смысла. Этим он еще больше запутает дело, попадет из огня да в полымя. Единственное спасение — поладить со снохой. «Но Большого поля я ей не дам ни в коем случае!» — поклялся себе Юрталан. И сразу вспомнилось, сколько труда, денег и времени стоило ему это поле. Собирал он его участок за участком, вертелся как белка в колесе, чтобы создать эту золотую ниву. И теперь расстаться с ней!.. Нет, этому не бывать! Реши он сегодня продать это поле, ему сейчас же дадут за него не меньше семисот — восьмисот тысяч левов. Восемьсот тысяч левов! Понимает ли она, что это значит? Видела она такие деньги? Юрталан прикрыл глаза, — это целый мешок банкнот, связанных в пачечки. И она надеется, что он подарит ей такое добро? Нет, пусть не надеется, что он столько золота ей в фартук бросит. Сумасшедшая баба!.. Нет! Нет! Пусть хоть тысячу раз предает его, повесит, бросит живым в огонь, он не даст ей Большого поля! Даже и того, что он обещал, для нее много… Чего она еще ждет, почему отворачивается от своего счастья?