— Сейчас выпить? — спросила Тошка, приятно смущенная тем, что свекровь так о ней заботится..
— А чего ждать?.. Выпей, пока время не упустила… На! Вот тебе ключ, возьми большую глиняную чашку да сойди в подполье и нацеди себе… Только смотри не оступись на лесенке…
Смущенная, радостная, Тошка, застенчиво улыбаясь, стиснула ключ в дрожащей руке и ушла на кухню. Она не могла надивиться на эту заботливость, на это доверие. Одну послала в подполье! Куда никто не смел ногой ступить!.. «Ну что за старуха! — удивлялась Тошка. — Нынче одно подумает и тебе выскажет, а завтра ей ни с того ни с сего другое на ум взбредет!»
Спустившись в подполье, Тошка огляделась кругом, словно попав в подземелье, где хранятся сказочные сокровища. «И зачем она его до сих пор запирала, зачем следила, чтобы никто сюда не заглянул без нее? — недоумевала Тошка, стоя перед тусклым оконцем, завешенным вылинявшим мешком. — Может, у нее тут деньги лежат?» Она снова обежала взглядом подполье. «Да нет! Будь у нее деньги, она бы не тряслась так над каждым полулевом!» Но что же она тут хранит так ревниво? Тошка всматривалась во все окружающее, но ничего особенного не видела. Подполье несомненно было вырыто уже после того, как построили дом. Потолочные балки были укреплены прочно, но топорно. Снизу к настланным на них доскам были в разных местах прибиты дощечки, чтобы закрыть дыры в полу чулана над подпольем. Сверху, в чулане, дощечки были хорошо выструганы, а с нижней стороны походили на грубо сделанные заплаты. Заботливым хозяином был старик, покойный Тошкин свекор. Все сам тут сделал: на все наложил печать хорошего мастера и хозяина. Недаром его прозвали в селе: «Табиет-сайбия»[10].
Тошка рассматривала все вокруг не спеша, с каким-то странным любопытством, словно она очутилась здесь впервые. Впрочем, она и впрямь попала сюда, можно сказать, первый раз в жизни. Всякий раз, как ей раньше приходилось спускаться в эту яму, старуха стояла вон в том углу и никому не позволяла слоняться тут без дела. Как только, бывало, внесешь сюда что-нибудь, уходи вон.
Вот и бочонок. Какой он маленький!.. Под краном стояла чашка. На ее дне виднелось несколько капель, красных и ярких, как кровь. Тошка повернула втулку, и в чашку потекла тонкая струйка. Вино уже подходило к концу. Наполнив чашку, Тошка отпила из нее глоток, чтобы попробовать вино и чтобы не расплескать его на обратном пути.
Войдя в кухню и повернувшись, чтобы поставить чашку на лавку перед тем, как идти за черным перцем, она увидела на пороге свекровь.
— Вот и ладно! — одобрительно проговорила старуха. — Выпей его сейчас же и сама увидишь… Вино, ведь оно целебное…
— А черный перец у нас есть? — спросила Тошка, слегка улыбнувшись.
Заметив эту улыбку, старуха ласково проворчала:
— Ничего! ничего! Когда вином лечатся, так и по две чашки выпивают… Ох, а про перец-то я и забыла… Ступай сама принеси, он в шкафчике, в бумажку завернут… остался еще с тех пор, как Ванё пил…
Тошка вышла, улыбаясь по-прежнему: неужто она выпьет целую большую чашку вина? Срам-то какой!.. И при свекрови!
И как только она вышла, старуха вынула из-за пазухи склянку с густой жидкостью. Послышалось негромкое бульканье — словно последний вздох умирающего. Все. Руки старухи дрожали, сердце билось, как бы стремясь выскочить из груди, глаза виновато бегали. Она шаталась от волнения и страха — страха, что ничего не выйдет, ничего не получится. Надо, чтобы вышло, надо, чтобы получилось, а там будь что будет. Отложить дело хоть на один день, и она не выдержит, лопнет от муки, с ума сойдет от напряжения… И, понюхав пустую склянку, старуха быстро сунула ее за пазуху и вышла из комнаты. В дверях она столкнулась с Тошкой. Сердце у Мариолы перевернулось, словно сноха застала ее на месте преступления.
— Это, что ли, мама? — показала Тошка на сложенную бумажку.
— Это самое.
Старухе хотелось еще что-то сказать, но у нее не хватило сил. Впервые за столько времени она испугалась своего замысла. Но лишь на миг. Если бы она встретилась с Тошкой, уже выйдя из кухни, может быть она и не испугалась бы…
Она вернулась в свою комнату, взяла пряслицу и, съежившись у окна, стала прислушиваться. Сердце ее все никак не могло утихомириться. «Господи, помоги мне!» — страстно помолилась она, осеняя себя широким крестным знамением. Ее пробирала дрожь. Но от холода или от страха, она и сама не знала.
— Только бы схватило ее… только бы ударило ей в голову… только бы не подвел дурман! — шептала она, вперив взгляд в окно. Неизвестно почему, ей все казалось, что сноха вот-вот выскочит из кухни, замечется по двору, раскричится. Ведь от дурмана люди с ума сходят. Мариола вспомнила, как еще ребенком она вместе с другими детьми бегала по улице и протяжно кричала: