Пароход шёл двенадцатиузловым ходом.
На судне царило молчание. Ровная белесая поверхность океана, её кажущаяся неподвижность не могли обмануть команду: по небу ползли длинные облачные перья — приближался тайфун.
Капитан за всю ночь только дважды покинул мостик. Первый раз, около трёх часов, он спустился в каюту, выпил чашку горячего чая, сменил влажное от тумана бельё. Второй раз прошёл в рубку радиотелеграфиста — тот доложил о том, что наладил искровой передатчик. Но, едва капитан попросил связаться с Хакодате и запросить погоду, передатчик снова вышел из строя.
Закутанный в длинную, до пят, шубу, Мостовой стоял у двери в ходовую рубку и смотрел, как впереди лиловыми полосами движется туман.
Настроение было плохим: длительный рейс на Камчатку не сулил ничего хорошего.
Около 13 часов он приказал помощнику принести карту. Она уверенно показывала полное отсутствие в районе плавания опасностей: цепочка безымянных мелких островов оставалась справа. Берег Кунашира должен был открыться часа через четыре. Обратив внимание помощника на высокую и, очевидно, приметную, судя по карте, вершину вулкана Тятя-Яма, капитан приказал взять, как только откроется вершина, её пеленг.
В 14 часов 03 минуты капитан подошёл к компасу и заметил, что рулевой вместо заданного ему курса 48° держит 43°. Мостовой сделал ему замечание, и в тот же момент послышался крик помощника:
— По но́су — камни!
Первым движением капитана было перевести ручки машинного телеграфа на «стоп». Почти одновременно, взглянув за борт, он увидел слабый водоворот над камнем, едва скрытым водой.
В машинном отделении не сразу заметили перевод стрелки. Капитан резким движением повторил «стоп». Телеграф звякнул и подтвердил получение команды.
Глухие удары винта затихли.
— Прямо по корме — камни! — закричал помощник. Он успел выбежать на крыло мостика и, приложив к глазам бинокль, обшаривал взглядом пространство, по которому только что прошло судно.
Этот доклад имел роковые последствия. Трудно сказать, были или нет в действительности за кормой камни, или помощник принял за них движение потревоженной судном воды. Во всяком случае, Мостовой, вместо того чтобы дать команду «полный назад», снял руки с телеграфа, и пароход какое-то время шёл по инерции, всё глубже забираясь в район мелей.
Изменение хода не могло остаться незамеченным, на палубе появился боцман с двумя матросами.
«Минин» продолжал ползти вперёд.
— Отдать правый якорь! — раздалась команда. И тяжёлый судовой якорь, увлекая за собой цепь, с грохотом рухнул в воду.
Прошло еще около двух минут, прежде чем последовал доклад:
— Якорь забрал!
Цепь натянулась, и «Минин» под действием слабого ветра начал медленно разворачиваться.
Капитан осмотрел водную поверхность. То тут, то там виднелись выступающие из-под воды камни, тихая погода оказала пароходу плохую услугу: в ветер, при волнении пенные буруны выдали бы местоположение скал…
Отдали второй якорь, отгрохотала цепь, и судно остановилось среди мрачных, чернеющих в воде камней. Проклиная карту, капитан опять прошёл в радиорубку. Искровой телеграф не работал. Надеяться на помощь не приходилось.
Пассажирам капитан ничего не объявил. Он выставил на носу и на корме вахтенных, вооружив их ракетницами, и приказал боцману приготовить на полубаке бочку, набив ее вымоченной в мазуте паклей. На мостике были прикреплены к фалам сигнальные флаги: «Терплю бедствие, необходима помощь».
Хотя непосредственная опасность судну не грозила, Мостовой прекрасно понимал, что, как только ветер усилится, положение судна может стать критическим. Поэтому он решил обследовать район вокруг судна, сделать промеры, обозначить буйками отдельные камни и вывести судно на чистую воду…
Шлюпка начала промер.
Между тем ветер усиливался, якорь-цепи натянулись. Размахи судна сделались значительными. Шлюпка то скрывалась среди пенных гребней, то показывалась вновь. Вскоре работать стало невозможно — шлюпку подняли.
Первым почувствовал надвигающуюся катастрофу капитан. По резкому вздрагиванию цепей он понял, что якоря ползут, а взяв пеленг на отдельно лежащую скалу, увидел, что пароход смещается по ветру в направлении двух больших торчащих под водою камней.
Где «Аян»? Вся надежда была теперь на него. Однако на сколько часов позже тот вышел из Хакодате и стал ли выдерживать в точности условленный курс?