- Не тесно вам здесь, Гордей Максимыч? – спросил он, когда кузнец, зачерпнув из бочонка ледяной воды, стал пить.
- Дед ковал – не было тесно. Отец – тот прямо в кузнице помер. Чем я лучше? – выплёскивая из ковша остатки воды, пожал плечами Гордей.
- Дед о паровике не слыхивал, отец на ем в Омск на ярмарку ездил, – возразил дед Семён. Да и ты пашенку на лошадке пахал, а сын на тракторе метит...
- Жизнь на месте не топчется, – кивнув стихийному диалектику, продолжал Сазонов. – И вам пора сдвинуться...
- Пермин давно двигает, да не по зубам. Корни здесь пущены.
- Одной обидой жить невозможно. И не в вашем это характере.
- К чему ведёшь, Варлам Семёнович? – насторожился кузнец.
- В конечном счёте к хорошей жизни.
- По гвоздям ведёшь. Ноги в сукровице.
- Не надо всех по Пермину мерить. Из него ещё куётся коммунист, как вот из этого куска зуб...
- Неготовый зуб в борону не ставят...
- А если их мало, зубьев-то? – Проём двери закрыла чья-то тень. Сазонов недовольно обернулся.
- Тебя ищу, – заглядывая внутрь, проворчал Пермин. – Всю деревню обегал. Пошли в Совет, дело есть.
- Здесь свои – говорите.
- Какие уж свои... – возразил Ямин. – Один единоличник, другой того хуже – подкулачник.
- Ты бы не лез на рога-то, – встал против него Пермин, маленький, ершистый, выставив вперёд сухое плечо. – Боднуть могу.
- Береги рог-то. Без его ни одна баба не подпустит, – съязвил дед Семён.
- Что там у вас? – нетерпеливо спросил Сазонов.
- Насчёт овец... Всё ишо не нашлись...
- Ну так ищите. Это ваша забота.
- Я, что ли, за всех отдуваться должен? – огрызнулся Пермин.
- Ну, если толку нет, – с ними вот советуйтесь.
- Путное что-нибудь скажи! – насупился Пермин.
Сазонов, будто это и впрямь его не касалось, закурил и весь ушёл в это занятие.
- Гепеу с собаками затребуй! – донимал старик. Ямин снова стучал кувалдой, мешая разговору, который от этого казался зряшным, несерьёзным.
- Вы с Евтропием не беседовали? – спросил Сазонов. – Поговорите. Он, кажется, что-то знает...
- Дак ведь он родня подкулачника...
- А идите вы!.. – вспыхнул Пермин, но сердиться почему-то раздумал. – Всё хиханьки да хаханьки! А мне что – каждого за горло хватать?
- Можно за горло, а можно и – в холодную... Дело привычное, – намекнул Ямин.
- Во-во, – поддержал дед Семён. – Одно худо: я сухарей не насушил.
- Без сухарей нынче нельзя... У меня всегда наготове, – горько усмехнулся Ямин.
- Это куда же годится? – делая усилие, чтобы не взорваться, говорил Пермин. – Колхозники воруют, председатель пьёт, – отчаянно говорил он.
- Беда! – посочувствовал старик. – Один выход: колхоз распустить.
- Ты, старый хрен, не подковыривай! Иные, может, этого и ждут не дождутся!
- Соберите правление – всё обсудим, – сказал Сазонов. – И... председателю поможем.
- Ему одна помощь – гнать! Сколь будем нянчиться?
- Пока на ноги не поставим.
- Опять загулял... потерялся где-то.
- Это мы его потеряли! Прохлопали ушами. Давайте исправлять положение. Может, есть смысл дать ему помощника покрепче?
- Грехи прикрыть?
- У вас одна песня, – отмахнулся Сазонов и, оглядев кузницу, снова сказал: – Тесновато у вас, Гордей Максимыч, тесновато! Вам бы попросторнее куда! – и вышел. Вышел и Пермин.
Гордея разбудил скрип половиц. Кто-то ходил по избе. Когда сам был дома, дом не запирался. Если и запирался, то не от воров, а чтобы сон не тревожили. Дом старый, щелястый, скрипучий. Надо бы перебрать, но руки не доходят. Перебирать – значит, покупать и брёвна, и тёс, а купило-то притупило. Посоветовавшись с женой,
Гордей решил обождать год-два, потом призанять деньжонок да переставить заново.
- Ты, что ли, Евтропий? – спросил он, зная, что свояк любит вставать до свету и, тихонько войдя, погалиться над сонными.
- Здорово ночевали! – с напряжённой хрипотцой проговорил кто-то из темноты.
Ямин поднялся, зажёг лампу. Разглядев вошедшего, неприязненно протянул:
- Вон тут кто!
Стараясь не замечать неприветливых лиц хозяев, Пермин совестливо хмыкнул:
- Не ждали?
- И наперёд ждать не будем, – хмуро отозвалась Александра и отвернулась к стене.