Пользуясь всеобщей суматохой, охватившей лагерь, двойник Уэстона незаметно собрал свои пожитки.
Рядом с ним на соломе сидел совершенно сломленный историк.
— Это невозможно, — повторил он, — совершенно невозможно. Как вы хотите выбраться отсюда?
— Перелезть через стену.
— Охрана будет стрелять.
— Сейчас не время рассуждать. Собирайте вещи!
— Там немцы. Что с нами будет, даже если удастся бежать?
— Не знаю.
— Подумайте, чем мы рискуем, нас либо убьет охрана, либо расстреляют немцы.
— Вы правы. — Двойник Уэстона поспешно связывал свой узелок. — Но если ждать, пока придут немцы, то нам с вами, так же как и многим другим, уже не придется выбирать между риском быть расстрелянными и верной смертью.
Решимость товарища по несчастью, с которым его связывала тридцатилетняя дружба, повергла историка в невыразимый страх — он боялся остаться один. И хотя руки почти не повиновались ему, он все же снял с гвоздя на стене мешок со своими вещами.
Ближайшие соседи смотрели на них, ничего не понимая, но и они начали собирать свой скарб. Через несколько минут в лагере оказалось полторы тысячи запакованных чемоданов и узлов, хотя никто не знал, как выйти на волю.
Через двор пробежал конвойный, он направлялся к канцелярии коменданта. Раздался свисток: построиться!
Интернированные вышли во двор, они были ошеломлены и безмолвны.
Комендант медленным шагом направился к центру широкой подковы, образованной строем узников. За его спиной стояли двадцать четыре солдата с ружьями наперевес, у ворот маячили два пулемета — их дула были направлены не на приближающихся немцев, а на двор лагеря, туда, где выстроились жертвы и противники нацистов.
Двойник Уэстона стоял в последнем ряду подковы, спиной к низкой стене, в которой был устроен проход на другой двор. Узелок с вещами лежал возле него.
— Ваша делегация уже сообщила, почему я не могу вас отпустить, — сказал комендант.
— Наверное, хочет выслужиться перед немцами. Иначе это никак не объяснишь, — прошептал двойник.
Комендант показал рукой на канцелярию, над крышей которой развевался флаг Красного Креста.
— Для вашего успокоения могу сообщить, что лагерь находится теперь под защитой Красного Креста. Неприятель не может не считаться с этой международной организацией. Ничего плохого с вами не произойдет.
Австрийский журналист с удивлением прошептал:
— Неужели он на самом деле верит в это?
— Обращаю ваше внимание также на то, что перед входом установлены пулеметы, — продолжал комендант. — Надеюсь, никто из вас не предпримет безрассудной попытки к бегству.
Словно желая лишить всякой надежды каждого пленника в отдельности, комендант медленно обвел глазами строй от середины до конца подковы, а потом с конца до середины.
— Охрана лагеря усилена, и ей отдан приказ стрелять в каждого, кто попытается бежать. Разберите ваши вещи и соблюдайте спокойствие!
Мертвую тишину прервал треск мотоциклов. Смена власти в лагере совершилась крайне просто.
Немцы соскочили с мотоциклов, молодой лейтенант и два солдата с автоматами наперевес вошли через открытые ворота и остановились возле французских пулеметов, чьи дула были повернуты на лагерь. Лейтенант с интересом оглядел все вокруг.
Охваченная ужасом толпа безмолвствовала. Вдруг послышалось чье-то рыдание.
Двадцать четыре французских солдата поступили так, как им приказал комендант: они бросили винтовки на землю и подняли руки вверх. Комендант шагнул к лейтенанту, вытянулся и отдал честь.
Приложив палец к козырьку, лейтенант спросил:
— А теперь скажите, есть в этом свинарнике помещение, которое запирается на замок?
— Да, погреб! Он запирается!
— Тогда марш в погреб. Я говорю это вам и вашим героям-солдатам.
Один из французских стражников, пожилой рыбак, опустил руки и спокойно произнес:
— Да здравствует Франция!
Лейтенант мельком взглянул на него и, махнув рукой, подал знак своим солдатам.
Пока немцы входили в лагерь, а французы брели к погребу, двойник Уэстона под прикрытием окаменевшего строя людей потянул историка на задний двор. За ними последовали шестидесятипятилетний профсоюзный деятель из Мюнхена и австрийский журналист.
На глазах у французских конвойных они придвинули к высокой стене стол. До них донеслись слова немецкой команды, приглушенные расстоянием.